любил Ёж.5
Смешно вспоминать… Как известно, многие пытаются что-то писать в юношеские годы. А на филологическом факультете – немногие не пытаются. Вот мы и пописывали.
Даже среди всего моего душевного слезливого бреда, никогда неунывающие друзья различали стоящие, по их мнению, жизнеутверждающие вещи. Автор вышеупомянутого сборника особенно хорошо отзывался о моей оде трамваю. Звучала она примерно так:
Ода трамвайная I
В моей душе такая мука,
Вам скажет каждый краснобай,
Что вот такая вышла штука,
Я взял и полюбил трамвай.
И не мешает нам, о боже,
Что он железный, я мясной,
Что он мужского рода тоже,
Что электрический такой.
Я полюбил его за бабок,
Которые везде и всюду.
Когда я вырасту, таким же,
Наверное, ворчливым буду!6
Не знаю, почему одна первая. Видимо, предполагалась и вторая ода, но её я так и не написал. Во времена студенчества я вымучил из себя немало стишков. К несчастью, они сохранились и, попадаясь мне на глаза, каждый раз вгоняют в тоску: наивно, глупо и бессодержательно.
Сейчас я совсем не читаю поэзию. Пора «ахов и вздохов» – в прошлом, а романтические иллюзии, как часто случается, разбились о несокрушимую филистерскую обыденность. Да здравствует проза в литературе! И в жизни.
Из всех шестерых ничего не писал только Макс. Зато он удивительно рисовал. Собственно, я не помню, чтобы он дарил мне эту картину с Лениным, которая в вычурной рамке висит сейчас на стене напротив меня, как и не помню, чтобы он её рисовал. Я нашел её несколько лет назад в своих книжных завалах. Вероятно, съезжая с общежития на свою первую съёмную квартиру, случайно прихватил искусно нарисованный карандашом на плотном картоне размера А3 рисунок, изображающий бюст Владимира Ленина на облупившемся постаменте в лесу.
Каждый из нас был по-своему интересной, необычной личностью. А как же иначе? Ведь среднестатистические здоровые юноши не поступают по собственному желанию на филологический факультет. Тем более после прохождения воинской службы, как Макс. Мы сочиняли нелепые стишки и невообразимые песни с припевом типа «Гномы! Гномы! Какие нафиг гномы?», которые после презентации на каком-нибудь из концертов распевал весь факультет. Участвовали в театральных представлениях и сценках – да впрочем, и в повседневной жизни чудачили кто во что горазд. Но рисовать умел один Макс, так что ответ на вопрос, кто в нашем общежитии мог нарисовать Ленина в лесу (а главное, зачем), был для меня очевидным. Тот же человек, что мог представить и изобразить лорда Бакенбарда, ежа, похожего на Брежнева, и колбасу, покусанную осой.
Ленин как Ленин. Ничего необычного. Таких памятников на просторах нашей необъятной родины полно, и, наверное, я бы выкинул этот красивый карандашный рисунок, если бы не одна деталь, которая меня занимала и не давала покоя.
Как
Стихотворение Кирилла Серова. Приведено автором по памяти.
Здесь и далее в случаях отсутствия примечания стихотворение автора.
