в театр, и, стараясь не попадаться на глаза отцу Марины, сразу скрывался в гримерке Василия Николаевича, ее крестного. Марина познакомила их в ту первую счастливую зиму, и, в отличие от ее родителей, с «дядькой» Борис нашел общий язык. Хотя мудрый старый цыган тоже не принимал всерьез отношений молодых людей, к Борьке он привязался, а после отъезда Марины ему частенько удавалось держать «на плаву» готового погрузиться в депрессию парня разговорами «за жизнь», которые они часами вели в опустевшем после спектакля театре. Переезд в Германию своей крестницы дядя Вася не одобрял, в прочность брака с немцем не верил: «Цыганская кровь! И половины достаточно, чтобы немецкий орднунг вдребезги разнести!».
Потом Борька с каким-то остервенением взялся за учебу, от которой теперь его ничего не отвлекало: девушки его не занимали, теннис слишком напоминал о Марине. Тут отец купил новую машину, и то ли он счел, что Борис уже достаточно взрослый, то ли «Жигули» казались ему более подходящими для сына, чем солидная «Волга», то ли он просто хотел чем-нибудь занять его, но он разрешил Борьке пользоваться машиной. И Борька «запал». Он выучил автомобиль наизусть, скоро мог уже сам разобрать и собрать двигатель, и звук работающего мотора заглушил, наконец, отчаянный цыганский романс.
После четвертого курса, на практике, Борис познакомился с Анной. Ее любви и черных кудрявых волос оказалось достаточно, чтобы после окончания института Борька сделал ей предложение. Они поженились. Борис ничего особенного не ожидал и ничем не был разочарован. Через год родилась Юлька. Бабушки и дедушки дружно скинулись и купили им квартиру в новом тогда районе Строгино. Борис работал, Анька сидела с дочкой, родители подкидывали денег, так что, если бы не бессонные ночи, можно было бы особенно не напрягаться. Лето жена с дочкой проводили на даче, в Малаховке, там же в это время жила и Лялька со своей старшенькой. Но, несмотря на такую компанию, Анна всегда рвалась в Москву – на даче она не чувствовала себя хозяйкой, да и разлука с мужем ее тяготила, но другого выхода не было: ребенок должен расти на траве, а не в каменных джунглях.
Зато Борис был свободен – машину была в полном его распоряжении, чтобы можно было ездить на дачу. Квартира тоже. Но как-то так получалось, что все летние романы, если они и случались, были коротки, как летние ночи, и проходили бесследно. Борьку действительно увлекла работа, возможность делать какие-то реальные вещи – программы, которые использовались в нефтяной разведке. Тогда все только начиналось, еще не было рынка программных продуктов, и каждый крепкий программист мечтал о лаврах Билла Гейтса. Борис не замечал течения времени, как не замечал череды похорон вождей, которыми была отмечена смена эпох. Но вот систему, в разработке которой он принимал самое непосредственное участие, стали продавать за рубеж, и он впервые поехал в командировку на Запад.
Пусть это была только Чехословакия, но все-таки это было окно в другой мир. И тогда он начал понимать Марину. Нет, он не простил, ничего не забыл, но теперь
