не боитесь, – предупредил клиент и отдал питомца.
Сэр Бенедикт боялся кого угодно, только не своих обожаемых криптид. Он повертел ящерку в руках, почесал ей пузико, измерил длину хвоста, проверил размах крыльев и, кажется, остался вполне удовлетворен. Когда первичный осмотр был практически закончен, горынчик как-то странно закряхтел, напоминая человеческих младенцев, и вдруг выдал небольшую, но дальнобойную струйку пламени.
Столь любимые Анфисой Ксаверьевной и до сих пор не замененные шторы с рюшечками и витыми шнурами занялись моментально.
– Авессалом Сидорович! – заревел Брут, но его клиент, недаром носивший медную каску пожарного, среагировал быстрее: сорвал полыхнувшую занавесь с карниза и, не испытывая никакого уважения к хозяйскому интерьеру, бросив на пол, тут же затоптал.
В дверь просунулась кудрявая голова домовладелицы, особым чутьем уловившей непорядок в доме.
– Если вы сейчас же не выйдете в сад, я буду кричать! – впрочем, без всякой истерики сообщила Анфиса Ксаверьевна, увидев содеянный беспорядок, и тут же уточнила: – Не хуже чем давешняя баньши!
– Авессалом Сидорович! – во второй раз призвал нового дворецкого Брут, и по всему было видно, что глаза доктора начинает застилать красной пеленой гнева.
Слуга появился через минуту – вошел размеренным шагом, словно спешка по такому ничтожному поводу, как призыв хозяина, была ниже его достоинства, и вытянулся по струнке у входа, снисходительно ожидая приказаний.
Брут шумно втянул ноздрями воздух и сунул горынчика в руки дворецкому:
– Держите. Несите в сад.
– Может, лучше я? – робко предложил посетитель.
– Не беспокойтесь, это особые обязанности Авессалома Сидоровича. – Сэр Бенедикт моментально перешел от гнева к благодушному тону и даже успокаивающе положил руку бравому пожарному на плечо. – Моя практика обставлена по высшему разряду.
Тот, кто хорошо знал криптозоолога, непременно заподозрил бы, что назревает нечто, могущее поколебать невозмутимость едва нанятого дворецкого.
И точно. Не успел новый слуга со своей чешуйчатой ношей на руках даже миновать гостиную, как горыныч неуверенно кашлянул, затем еще раз… и дыхнул огнем, по несчастливой случайности (случайности ли?) подпалив замечательные усы Авессалома Сидоровича. Уже не такой невозмутимый дворецкий молниеносно плеснул себе в лицо водой из кувшина, по счастию оказавшегося на ближайшем комоде, но лицевая растительность, главная его гордость и достояние, успела серьезно пострадать, а в мокром виде и вовсе превратилась в печальное зрелище.
Сэр Бенедикт, по пятам следовавший за слугой, резким движением схватил дракона за пасть, предотвратив тем самым очередную струю огня, и с выжидательным любопытством посмотрел на дворецкого поверх зеленых стекол очков. Тот достал из одного кармана платок, вытер пострадавшее лицо, при этом не меняя его выражения, из второго
