тяжёлый пистолет, он поднёс его к виску.
– Хватит с меня лицемерия.
Палец упал на спусковой крючок.
Боковое окно вновь залилось текстом. На удивление даже в этой ситуации большинство слов похожи друг на друга. «Не выстрелит, кишка тонка», «Не стреляй!», «Это точно мой любимый стример?», «Что с ним?».
– Прощайте.
Минута тишины, готовой вот-вот принять в себя шум и чью-то жизнь, но ничего не произошло. Палец ударяет мягко по пусковому крючку. В комнате кромешная тишина, а боковое окно всё продолжает выплёвывать однотипные предложения. «Что с ним не так?», «Белый мужик беситься. Ну же стреляй. Не сможешь», «Мне даже интересно», «Что со всеми вами не так? Не видите он уже на грани?» «Он что обдолбался?», «Мерзость. Отписка. Я думала ты не такой».
– Наебал! Вы что и правда думали, что я сделаю это?
Весёлое выражение вновь залезло на лицо, но так неестественно, будто бы паразит. Боковое окно вновь отрыгнуло текст: «Я так и знал», «Ну это же он», «Пф, лучше выстрелил грёбанный сексист», «Что? Передумал? Смелости не хватило?)», «Я знал», «Хух, а я уже испугалась», «Да я тоже струхнул, почему-то я был уверен, что он выстрелит», «Да, ты как всегда», «Не выстрелишь», «Я был прав».
– Да в нём отродясь патронов не было. Вот смот…
Выстрел, грохот упавшего тела, вместе с креслом. Алые брызги испачкали белоснежный шкаф, ручейки крови растеклись по полу, а глаза, потерявшие жизнь, продолжили смотреть в экран.
«Интересный экземпляр, но самоубийство… Грустно. Со своим та послужным списком ты бы вполне мог»
Пролистав белоснежные листы книги жизни, я хотел пожалеть глупца, но уже где-то в середине начали проглядываться чернота. Она меркнет на фоне тысячи белоснежных страниц, но и только.
«А вот это уже многое меняет»
Шум пера, чёркающего по пергаменту, оказался последним, что услышали эти стены сегодня, а боковое окно экрана начало проливать слёзы:
«Это постанова». «Не верю». «Эййй! Что произошло?». «Он что выстрелил?».
Боковое окно недолго рыдала, ведь вскоре экран поглотила тьма.
Длань господня
Язык дёргается от кислого привкуса. Точно свинец облизнул.
– Грешная ***** душа виновна.
Голос старика, пробился через пелену. Я подумал о чём-то древнем, скрученном и твёрдом.
Дерево, прожившее века у каменистого обрыва. Она успела зачерстветь, озлобиться, но не сломаться.
– Протестую! Душа…..
Ударил голос с другой стороны. Такой громкий и энергичный. Он прогремел, словно только для контраста, пышущий жаром жизни.
Петушок только успевший пройти половое созревание. Он готов покорять, разрушать, убивать, брать силой для того, чтобы получить желаемое.
Он чувствует себя избранным, кичась красным гребешком.
«Где я?»
Глаза не могут открыться. Руки желают подняться к векам, но их что-то сдерживает.
