улицы преображались, становясь живыми и будто волшебными. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам, а я рассматривала их, пытаясь угадать, куда человек направляется. Странно смотреть на других и понимать, что, в отличие от твоей, их жизни не остановились. Они все так же любят, злятся или думают о бытовых делах, и им совершенно нет дела до чужих проблем.
Наверное, так правильно, но мне все чаще за последние дни вспоминался Эльдер и его бескорыстный поступок. Он помог чужому человеку просто потому, что мог. И отец… мой папа помогал другим и всегда говорил мне, что для добра не нужны причины. Тебе кажется, что ты никому ничего не можешь дать, но на самом деле даже тридцать рушек или тарелка супа могут спасти чью-то жизнь, потому что люди умирают по трем причинам: старость, болезни и разочарование.
Если с первым мы ничего не могли сделать, а для второго нередко требовались огромные деньги, которых у нас не было, то третье по силам было исправить каждому. Иногда людям просто нужно сохранять веру в добро, а что это – добрая улыбка, тарелка супа или две недостающие монеты, – на самом деле неважно. Важно душевное тепло, которым ты делишься в этот момент.
Вечером даже дышалось легче, слаще, свободнее, что ли. Проехавшись на эскалаторе, я неспешно брела по узким улочкам первого уровня, направляясь к старой высотке, где арендовала даже не квартиру – комнату. В этом доме все так жили: на площади в пятнадцать квадратных метров располагались и кухня, и спальное место, и санузел. Коробка, но мне было комфортно, хотя спала я с ножом под подушкой.
Боялась. Все это время так сильно боялась, но скрывала свои страхи даже от себя самой. Потому что нельзя, нельзя давать слабину, нельзя опускать руки, нельзя. Даже если против тебя целый мир.
– Черт! – выдохнула я, заметив недалеко от подъезда стоящую в тени серебристую летную машину.
Это могло быть просто совпадение. Да мало ли сколько таких машин? Модифицированных на Земле немало, но сердце гулко застучало, а я крепче сжала лямку рюкзака, медленно пятясь назад.
Даже если это какой-то другой имсит, даже если эта машина здесь совершенно случайно, проверять свои догадки я не хотела совершенно. Лучше уж заночевать на вокзале, чем…
– Попалась, моя ванильная прелесть, – крепко сжали мою талию, а я уперлась спиною в чужой живот.
Закричала не от боли – от страха, потому что не узнать этот голос было попросту невозможно. И нет, я не потеряла сознание. Я отключилась, потому что в шею мне нагло и бессовестно что-то вкололи.
Просыпалась тяжело.
Губы высохли, во рту появился странный горький привкус, а тело было настолько расслабленным, что двигаться не хотелось совершенно. Да и не нужно было, потому что в помещении кроме меня находился кто-то еще. Не открывала глаза – думала дождаться, пока останусь одна, чтобы оценить обстановку и грядущие неприятности, но, увы, меня уже раскусили.
– Не притворяйся, моя прелесть. Я слышу, что ты проснулась, –
