Степановной всё оказалось просто.
Степанов привозил товар поздно, оставлял до утра,
вечером хитрая кладовщица возвращалась с зятем,
открывала склад и брала себе всё, что вздумается —
просто из подлости – а утром возникала недостача…
Он поймал «росомаху» на горячем случайно —
засиделся как-то на работе допоздна, вот и всё.
Степанов не тронул её – дело своё она знала отменно.
Ну, само собой, кое-что притыривали водители,
через год Степанов заматерел, кое-чему научился,
обмануть его стало теперь весьма трудно,
дело порой доходило до драки,
как-то раз разъярённый его неуступчивостью шофёр
«забыл» Степанова в кузове
и вёз таким макаром километров двадцать,
не давая тому спуститься в кабину – а был январь,
но обозлённый Степанов повидал в жизни и не такое.
Ах, как горько этот шофёр сожалел о содеянном…
Кстати, именно в его кабине красовалась надпись
«Фонарные столбы никогда не нападают первыми»,
ставшая потом девизом Степанова на всю жизнь.
Добро должно быть с кулаками, безгрешных мало —
когда дело касалось воровства,
Степанов пускал в ход административный ресурс,
превращая за пару месяцев жизнь человека в ад.
Он практиковал системный подход, «жизнь по уставу»,
методичность и неуклонность его действий
напоминали автомат по штамповке патронов —
Степанов не припоминал никого,
кто не сбежал бы с завода без оглядки,
попав под безжалостные челюсти
инструкций, распоряжений и приказов.
История про биде стала легендой, удручало одно —
какой-то идиот присочинил для красоты,
будто Степанов выменял их на валенки.
Последний колхозник
Степанов завидовал Володе Грибанову
самой что ни на есть чёрной завистью.
Тогда, в далёком восемьдесят седьмом,
Грибанов был настоящий красавец-мужчина,
высокий брюнет с голубыми глазами,
он жил то с женой, то с любовницей —
обе были очаровательны как на подбор —
лихо рулил горчичного цвета «жигулёнком»,
снисходительно подавал руку начальству,
перед которым никогда не заискивал.
Нет, для вчерашнего студента Степанова
начальник бюро комплектации Володя Грибанов
был просто земным богом, и никак иначе.
По утрам Грибанов влетал в кабинет с мороза,
небрежно бросал на стол свою дублёнку —
настоящую,
