Честные папоротники. Виталий Шатовкин

      Запоздалая детская корь возвращается искренним

      снегом, где лопатки у парковых статуй похожи

      на дым – соревнуясь с Коперником ради

      вершин обаяния – вдруг перчатка

      с руки соскользнёт – а под флиской Надым суетится

      ретортой и стройным аптечным стеклом. Даже

      кажется, вроде бы он на цепях повисает:

      здешний воздух, как будто оклад

      над библейским святым – угодивший в медвежью

      порчу зверёк горностая. Отрицая свой возраст

      и выбритый глянцевый блеск, ты готов в

      каждом встречном калёной водой

      отражаться и петлять голубиным зрачком, и ронять

      русский лес: холостую игольницу с проволокой

      под языком – уколоться иголкой и заново

      тут же начаться, подымаясь со дна

      искромётным спинным плавником. Видеть в улице

      резвую саблю с щербатым клинком, дотянутся

      до края забора и выпросить милость – на

      морозе, хмельная муштра пополам

      разломилась – хлебный пар от наваленных грудой

      дощатых лотков – столько тел только темень и

      может с собой унести, у неё от злорадства

      сверкают стальные полозья: лечь, и

      землю, и солнечный свет зажимая в горсти – рвать

      пурпурные гроздья. Наряжать этот вызревший

      над подземельем разрез в платье волчьей

      невесты, где розами бредят рубины,

      выйдешь за полночь – крик петушиный – повиснет

      ничком, гребешок свой могучий о завтрашний

      выезд катая, а вокруг, как звезда изнутри —

      барбарисовый холм – щурит взгляд

      огневой и петарды

      под ноги

      -–

      бросает.

      Выпавший волос, сорванная листва, номер страницы,

      опережающей память – сон подземелий или

      отсутствие сна – шарик воздушный —

      крошка небесного хлеба,

      воском сочится

      твоя надувная спина и застревает иглой в подбородке

      у Феба. Шёпотом кружишься, шёпотом льнёшь

      к высоте – хлопают крылья, врастают

      в молчание ресницы – я

      побегу за тобой по

      кипящей траве: небо в чердачном окне часто кажется

      ближе, чем отражение взгляда в стоячей воде

      или прыжок разведённых кузнечьих

      лодыжек. Вся геометрия

      тела – воздетый кулак,

      мох оплетает марьяж первомайских берёзок, ниточку

      тянет в руке шестилетний бурлак, гордо шагая

      с гвоздикою наперевес – крыльями

      машут внахлёст слюдяные

      стрекозы, через которые

      видно изнанку

      -–

      небес.

      В этом городе семь ворот в середину зла —

      на постели чужому не волос оставь,

      а

Скачать книгу