тружусь! – попытался выдавить улыбку Леха.
– Да не начальник, палач…
Над этими словами Леха еще толком не успел задуматься, как начальник тюрьмы продолжил говорить непонятное.
– Напомни, Татьков, сколько лет тебе дали в целом?
– Восемь лет, товарищ начальник!
– Восемь, – задумчиво взвесил Ларионов и досадно поморщился, – да не называй меня так – «товарищ начальник», не на построении же!
– Виноват, Анатолий Дмитриевич, буду учитывать!
– «Виноват», – снова передразнил его начальник колонии, и многозначительно протянул, – в о с е м ь… а напомни-ка, как долго ты уже здесь отбываешь наказание?
Месяц? Два? Три? – Леха не помнил.
– Почти три месяца, Толь, – ответил за него кто-то из сопровождающих офицеров колонии.
– Почти три месяца, – снова повторил чужие слова начальник тюрьмы и переглянулся с ответившим офицером, оба понимали неизбежное – погибнет при попытке сбежать, или повесится.
– Ну вот что, Татьков, есть варианты получше! Ты про исправительные колонии, состоящие при химкомбинатах и тому подобное слыхал? У меня есть к тебе деловое предложение. Такое дело тут, значится… Скажем так, у тебя есть возможность перебраться отсюда в другое место. Работа тяжелая, врать не стану, но и условия отбывания, там соответствующие – деревня для заключенных или общежитие закрытого типа – я не знаю, но в любом случае, на тюрьму уже меньше похоже. Есть такой закрытый город в России – про Фрунзенск-19 слыхал? Там на ночь в камерах не запирают, а днем работа на открытом воздухе. Есть, правда, определенный риск, ну а куда ж без него, за все хорошее в этой жизни приходится расплачиваться! В общем, если такие условия по тебе, утром жду у себя в кабинете – приходи, в бумагах распишешься.
Следующие две недели прошли как в тумане – в такую удачу Алексей Татьков поверить не мог. Но ожидания его не обманули, этап действительно состоялся, только о конечном пункте назначения ему заранее никто не сообщал. Окно вагона покрывали трещины и толстые стальные прутья, о станциях, мимо которых проезжал поезд, можно было только догадываться. Хрипловатый динамик вагонного радио крутил по кругу сорок две песни и монотонный стук колес вносил больше разнообразия, чем эта унылая, пресноватая музыка. Отзвучали «городские цветы» и Татьков перевел взгляд на соседа напротив – широкоплечий бородач в очередной раз притопывал свою любимую – «что те надо» – топ, «что надо» – топ – но в глазах соседа эмоций не было. За окном медленно пробегали макушки сосен, а над ними проплывала луна.
В семь утра поезд остановился, но отголосков бормотания пассажиров, сопутствующих таким остановкам, в вагоне с решетками никто не услышал. Конвой дал команду, – «идти в сторону выхода», – и заключенные нехотя потянулись в тамбур. Кроме двенадцати небритых мужиков, укутанных в одинаковые казенные телогрейки, этим утром на станцию больше никаких
