догадался начертить для себя хотя бы примерный план, и комнаты прыгали по книге туда-сюда.
Земля мерно задрожала, трава полетела наверх, и мы вышли в подвал, не отпуская друг друга. Туров как раз договаривал фразу: «…ятся», – но мы и не думали останавливаться, как в дни моих тренировок, просто шагнули в следующий роман. Тут уже должен был работать Гамов.
Глаза долго привыкали к почти полной темноте. Элегантность отделок да не наше небо за окном мгновенно сложились в планетарную станцию.
– Звезды, – брякнул Гамов, и куски обшивок немедленно полетели мимо нас.
Фокус был столь же прост, сколь и сложен. Я верила Гамову безоговорочно, Гамов перестал верить в мир, и в результате реальность развалилась почти мгновенно, а я даже утруждаться не стала.
– Так Эйдан проболтался?
Мы уже находились в школе со зловещими подростками-телепатами, проходившими по моей части.
– Учитывая, что я психовал, как не знаю кто, пока у тебя был отключен телефон, я его не виню.
Я посчитала вероятности и решила уточнить:
– А чего это ты надумал звонить мне ночью?
– По поводу Эйдана, – как-то нехотя отозвался он.
– Эй! – окликнула я девчушку лет двенадцати.
– Конечно, я вас внимательно слушаю, – проговорила она.
Гамов замотал головой в изумлении, а мы уже шагали в следующий мир.
– Блин, ну детей-то сейчас все умеют писать. Без высокого стиля.
– Как видишь, нет. Так что насчет Эйдана?
Ветер, метель, одинокий лес – и летящие куски мира.
– Он просил меня поговорить и с тобой.
– Серьезно?
Я на минуту потеряла нить беседы, потому что стоять посреди моря лавы оказалось сложновато.
– Да. Я набрал тебе, разволновался, и ему пришлось рассказать обо всем.
Я кивнула – и тут же взвизгнула. Со всех сторон на нас наползали демоны.
– Спокойно, – сказал Гамов, – это очень просто…
– Молчи!
– Набралась суеверий.
Последнее он проворчал, когда мы уже стояли на скале, возвышавшейся над чужеродной красивой цивилизацией.
– Самое тупое, кстати, – покачала головой я. – А суеверие, по-моему, правильное. Вот так расскажешь кому-нибудь о предполагаемой точке напряжения, а в мире ее увидеть не сможешь, потому что она уже облечена в слова.
– Отличное объяснение, – скосил на меня глаза Гамов.
– О чем поговорить хотел?
– Сам расскажет.
– А что насчет поцелуя?
– А что насчет твоих имени и фамилии?
Я вздохнула, голова начинала идти кругом.
– Давай не сейчас, а, Макс?
Он сжал мою руку, и мы вывалились в подвале.
– Тринадцать, – без обиняков подвел итог Гамов. – Устали, четырнадцатую деконструируем как-нибудь потом.
Мир
