рвался из оков. И он застыл, не в силах шевельнуться от ужаса, не замечая, как вымокшие от дождя штаны стали горячими от испражнений.
Акулат наползал на мальчишку медленно и неотвратимо, а за монстром над кромками волн всплывали спины еще двух чудовищ.
Дэш, Бон и Якана находились в самом конце длинной пристани, замыкая ряд приговоренных. У них оставалось еще около часа жизни. Бон шевельнулся, приходя в себя, посмотрел мутным взором, заметил товарищей.
– Дэш, что происходит? Где мы? – прохрипел он.
Денис не успел ответить – над пристанью раздался истошный крик – щупальца акулата оплели тело паренька, не позволяя вырваться, а зубы сомкнулись на голени жертвы.
Эти твари никогда не убивали сразу. Они предпочитали поедать добычу заживо, поэтому один из зубов был полый, и при укусе впрыскивал природный нейростимулятор, который предотвращал потерю сознания от болевого шока и кровопотери, но многократно усиливал мучения жертвы. Акулаты имели по две челюсти. Первая, внешняя, словно тисками зажала ногу паренька, пережимая артерии и крупные сосуды, не позволяя жертве раньше времени истечь кровью, а вторая, подвижная внутренняя с острыми, как скальпель зубами, принялась неспешно и аккуратно снимать с его ноги мясо – кусок за куском, – оставляя целой кость. Парень захлебывался криком и бился в судорогах, не в силах вырваться из страшных тисков.
И так же кричали от ужаса остальные пленники, глядя на приближающихся к ним тварей.
– Вы звери! Хуже любых чудовищ! – внезапно прогремел над пристанью громкий голос Яканы. Девушка смотрела в сторону разбитого окна здания администрации, догадываясь, что именно там скрываются главные палачи. Из-за расстояния и дождя она не могла видеть лицо Випа, только его торчащий в окне силуэт, и все же Пандау показалось, что подпольщица смотрит прямо ему в глаза.
При первых криках приговорённых, виконт Сташ тоже подошел к окну и встал рядом с Випом. Зрелище казни пугало привыкшего к кабинетной работе аристократа до дрожи, и в то же время завораживало. Его подручный, капитан, отвернулся, с трудом сдерживая тошноту. И только сержант Рух невозмутимо стоял рядом с «Убоищем», готовый по приказу Випа пустить его в ход.
Тем временем на пристани акулаты продолжали кровавую резню. Обглодав нижнюю конечность паренька-студиоза до паха, монстр отстранился. Из его пасти показались белые кости ноги, перемежаемые суставами. Зубы твари действовали подобно острейшему скальпелю, срезая лишь сочное мясо, и очень редко ломали суставы или перекусывали кости. Парень с ужасом уставился на свою, ставшую костяной, ногу. А потом из его бедра потоком хлынула кровь – зубы акулата больше не пережимали сосуды. Бедолага еще несколько мгновений трясся в агонии, истекая кровью, затем глаза студиоза закатились. Последнее, что он запомнил перед смертью – торчащая из его тела «костяная нога» в луже крови и тусклые глаза-блюдца наблюдающего за его агонией акулата.
Монстры никогда не доедали свою добычу полностью. Они обгладывали
