Но поверьте, для этого нет никаких оснований. Его благородная натура, профессия, вся его жизнь говорит против этого».
«Самое лучшее для вас – без утайки выложить все факты, – ответил я. – Не сомневайтесь, если ваш сын невиновен, с ним не случится ничего плохого».
«Тебе, Элис, наверное, лучше уйти, – сказала мать, и дочь вышла за порог. – Ну вот, сэр, я не хотела вам рассказывать, но бедная девочка заговорила, и теперь мне некуда деться. Раз я решила признаться, то не выпущу ни одной подробности».
«Это самое мудрое», – заверил я.
«Мистер Дреббер прожил у нас почти три недели. Он со своим секретарем, мистером Стэнджерсоном, путешествовал по континенту. На их сундуках я заметила наклейку „Копенгаген“, которая показала, где они останавливались в последний раз. Стэнджерсон был человек тихий и сдержанный, но его наниматель, как ни печально, сильно от него отличался: такие развязные, грубые манеры. В вечер своего приезда он к тому же был пьян, да и впоследствии его после полудня редко видели трезвым. В обращении со служанками он позволял себе омерзительную бесцеремонность. Но хуже всего то, что вскоре он перешел на тот же тон с моей дочерью, Элис. Не однажды она слышала от него слова, которые, по счастью, не способна понять, – Элис слишком для этого невинна. Как-то Дреббер просто-напросто ее облапил – даже собственный секретарь был вынужден указать ему, как недопустимы такие выходки».
«Но почему вы это терпели? – спросил я. – Вы же не обязаны держать постояльцев, которые вам не нравятся».
Этот резонный вопрос заставил миссис Шарпантье покраснеть.
«Жалею, что не указала ему на дверь сразу в день приезда, – вздохнула она. – Но искушение было слишком сильно. Они платили за каждого по фунту в день – четырнадцать фунтов в неделю, а ведь сейчас совсем не сезон. Я вдова, устройство моего мальчика в военный флот стоило немалых денег. Я не решилась отказаться от платы. Меня одолела жадность. Но на последней выходке мое терпение кончилось, и я предупредила Дреббера, что он должен уехать. Поэтому он и покинул мой пансион».
«А дальше?»
«Когда он отъехал, я вздохнула с облегчением. Мой сын сейчас в увольнении, но я ему ничего не рассказывала: он человек горячий и без памяти любит сестру. Когда за постояльцами закрылась дверь, у меня с души упал камень. Увы, не прошло и часа, как зазвонил колокольчик; это вернулся мистер Дреббер. Он был взвинчен и к тому же сильно пьян. Вломившись в комнату, где сидели мы с дочерью, он забормотал что-то неубедительное насчет опоздания на поезд. Потом, не стесняясь моим присутствием, предложил Элис с ним бежать. „Ты совершеннолетняя, – сказал он, – и по закону никто не вправе тебя удерживать. Денег у меня как грязи. Не слушай старую курицу, собирайся. Заживешь как принцесса“. Бедная Элис так перепугалась, что отпрыгнула в сторону, но он поймал ее за запястье и потащил к двери. Я вскрикнула, и тут в комнату вошел мой сын Артур. Что случилось дальше, я не знаю. Слышала ругань и шум потасовки. Я не решалась поднять голову, так было страшно. Когда я наконец
