в туалете на третьем этаже (единственном туалете для мальчиков во всей школе), сквозь него было видно школьное поле, поделенное как бы на квадратики, потому что окно представляло собой черную металлическую решетку, в прямоугольники которой были вправлены маленькие кусочки полупрозрачного стекла. Один такой прямоугольник кто-то расколотил, и все четыре года Джековой учебы никто его так и не заменил. В туалете имелся ряд писсуаров; их специально вешали пониже, и все-таки весь свой первый школьный год Джеку приходилось вставать на цыпочки и целиться вверх, чтобы пописать как следует.
Еще на третьем этаже изредка появлялись устрашающего вида девочки (из тех, что постарше), жившие в интернате при школе; ход в интернат вел как раз через начальную школу. Интернат полагался девочкам начиная с седьмого класса, там имелось ровно сто мест, а всего в неполной средней и средней школе учились пятьсот девочек. Больше мест в интернате не требовалось – школа Святой Хильды располагалась в городе, и ученицы, как правило, жили у себя дома.
Девочки из интерната казались Джеку намного старше всех остальных. Их мрачные взгляды предназначались отнюдь не только дочкам всяческих дипломатов и иностранцев, и не сказать чтобы здесь играло роль происхождение – две двоюродные сестры по прозвищу Грязнули из Галифакса выглядели ничуть не приветливее, чем девочка из Британской Колумбии, которую Эмма Оустлер звала Колумбийской Крысой. У всех обитательниц интерната был такой вид, словно они беженцы, а интернатовский хор славился слезоточивостью своего репертуара.
В начальной школе девочек из интерната видели не часто, но однажды, будучи в третьем классе, Джек вышел из туалета, застегивая на ходу молнию на брюках, и увидел двух таких девчонок. Те шли прямо на него – блеск накрашенных ногтей, спущенные до икр гетры, изящные ноги, широкие бедра, налитые груди. Джека охватила паника, и он спешно попытался застегнуть ширинку – и, разумеется, его пенис попал в молнию. Джек вскрикнул от боли.
– Боже мой, смотри-ка, мальчик! – сказала одна из девочек.
– Еще бы не мальчик, гляди, он едва не отрезал себе молнией свой окаянный отросток, – ответила другая.
– Интересно, когда они начинают играть с этими своими штуками? – спросила первая. – А ну брось плакать! – резко сказала она Джеку. – Ты же не отрезал его на самом деле?
– Давай я все сделаю, – сказала другая, опускаясь на колени рядом с Джеком. – У меня есть младший брат, так что я знаю, как надо.
– Ты трогаешь у него это? – спросила первая девочка и встала на колени рядом с другой.
– Так, для начала убери руки! – скомандовала Джеку вторая.
– Мне больно! – вопил Джек.
– Ты просто зацепил кожу, у тебя даже кровь не идет.
Девочкам было лет по семнадцать, если не больше.
– А когда эта штука делается большая-большая? – спросила первая.
– Мередит, когда эта штука попадает в молнию, она совершенно не хочет делаться большой.
– Ого! Значит,
