презирал; по его словам, Яхве устал слушать монотонное пение священников и благочестивое бренчание их арф. Истинная религия существует не для того, чтобы удовлетворять эстетические аппетиты правящего класса: ее дело – взывать к деятельному состраданию. Яхве желает, чтобы «справедливость текла, как вода и правда – как бурный поток!»[95]. Скоро, предупреждал Амос самарян, враг вторгнется на их землю и разграбит их дворцы, и врагом этим окажется не кто иной, как их нынешние добрые друзья – ассирийцы. Яхве, божественный воин, выведший ам-Яхве «из Египта», возвращается на тропу войны. Он поразит царства Дамаска, Филистии, Тира, Моава и Аммона – все они виновны в военных преступлениях и насилии над справедливостью – и на этот раз будет сражаться не на стороне Израиля. Напротив, он поведет священную войну против Израиля и Иудеи, используя Ассирию как свое излюбленное орудие[96]. Иеровоам, пренебрегающий своим священным долгом перед бедняками, будет убит, его царство уничтожено, а народ «непременно будет выведен из земли своей»[97].
Это пророчество было записано, и следующие поколения внимали ему со страхом и трепетом, ибо примерно через шестьдесят лет после того, как Амос изрек эти слова, царство Израильское – столь высоко вознесшееся в его время – в самом деле было сокрушено Ассирией.
Чтобы предсказать такое развитие событий, быть может, и не требовалось божественного откровения. Пророки тех времен напоминали скорее нынешних политических обозревателей. Уже некоторое время Ассирия, расположенная на территории нынешнего северного Ирака, покоряла одно за другим царства на западе, устанавливая свою власть над равнинами, отделяющими ее от Средиземноморья, и над пролегающими там торговыми путями. Царство Израильское в нынешних, расширенных своих границах оказалось у нее на пути. Военная мощь Ассирии не знала себе равных, правители ее старательно культивировали в соседях страх и трепет жестокими репрессиями[98]. Стоило Иеровоаму совершить лишь одну ошибку – и Яхве использовал Ассирию, чтобы покарать Израиль за бесстыдную жестокость к простому народу. Позднейшие поколения израильтян, обращаясь к пророческим речениям прошлого, чтобы провидеть в них будущее, создали политологию – науку, помогающую предвидеть бедствия и их избегать. Предсказания Амоса напоминали им, что погоня за материальным успехом за счет нравственности может привести к самым печальным последствиям.
Но Амос не всецело полагался на собственные политические прозрения. Он чувствовал, что его вдохновляет Бог; это вдохновение он переживал, как необоримую силу, действующую в нем: «Лев рычит: кто не устрашится? – спрашивал Амос. – Яхве говорит: кто откажется пророчествовать?»[99]. Это Яхве повлек его, против его собственной воли, из Фекои в Северное царство Израиля, где он был нежеланным чужаком[100]. Он говорил, что имел видение Яхве, стоящего «у алтаря»; однако божественное было для него и силой, ощущаемой внутри себя[101]. Это станет важной темой
Ам 5:21–24.
Ам 1:3; 2:3; 6:14; 2:4–16.
Ам 7:17.
A. Kirk Grayson, ‘Assyrian Rule of Conquered Territory in Ancient Western Asia’, in Jack Sasson, ed.,
Ам 3:8.
Ам 7:15.
Ам 9:1.
