с полок, а смятением – потому что десятки томов кто-то отправил в камин, и теперь их обугленные переплеты валялись, словно куча костей.
«Никто не знает его имени и возраста. Никто не знает даже, мужчина „он“ или женщина и действительно ли „он“ где-то преподает. Никто никогда его не видел и не может описать его внешность…»
Из порезанного и выпотрошенного серого дивана торчали наружу внутренности. Письменному столу, похоже, досталось от подгулявшего мародера, орудовавшего кузнечным молотом. На стенах темнели прямоугольники – там, где раньше висели картины. Видимо, кто-то пытался содрать обои, чтобы прихватить на память и эти следы от картин. Книги жгли, чтобы согреться и не сидеть в темноте, предположил Мэтью, ведь мародеры явно занимались тут своим мародерским делом всю ночь.
Можно ли винить людей за то, что они пришли сюда и взяли то, чем можно было поживиться? Мэтью знал, что сенсационные истории, растиражированные «Уховерткой», прославили не только его. Известность приобрело и это имение, а когда пришел его бесславный конец, обчищать его ринулись те, кому хотелось вкусить хоть чуточку славы. А если не получится, то утащить красивую вазу, чтобы поставить на подоконник у себя в кухне.
Мэтью принялся осматривать разграбленную библиотеку. Вдоль стены стояло семь полок. По небольшой лестнице-стремянке можно было подняться за книгами, стоявшими на самом верху. На концах каждой полки оставалось по восемь-девять книг, но посередине все было сброшено на пол, чтобы расчистить место для жадного топора, которым пытались рубить стену. Топор, наверное, был не один, подумал Мэтью. Судя по характеру повреждений, тут поработала целая матросская команда. То есть мало растащить домашнюю утварь – в поисках тайников с деньгами нужно было и сами стены дома разнести по кирпичику. Что ж, если чего нашли – пожалуйста, ему не жалко. А его больше интересуют книги, и он возьмет столько, сколько влезет в седельные сумки. Затем он собирался еще раз прочесать лес – не найдется ли там какая-нибудь подсказка, что позволит разгадать тайну бесследного исчезновения тех четверых, – а потом сесть на Данте и отправиться восвояси прежде, чем начнет смеркаться.
Он сделал шаг среди хлама, опустился на колени и стал разглядывать оставшиеся сокровища. Он считал себя начитанным – во всяком случае, для человека, живущего в колонии, – но, конечно, до лондонских умников ему было далеко. Ведь в Лондоне есть целая улица книжных лавок, там можно ходить в свое удовольствие между полками, высматривая, не появилось ли на них утром что-нибудь новенькое (так, по крайней мере, писали в «Газетт»), а вот Мэтью мог найти новые книги только в заплесневелых сундуках людей, умерших, пересекая Атлантику, и поэтому больше не нуждавшихся в просвещении. C каждого прибывшего корабля багаж умерших выставлялся на продажу и доставался тому, кто больше заплатит. Если среди вещей были книги, то в большинстве случаев их покупали обитатели Голден-Хилла, но не для чтения, а как свидетельство высокого
