смерть гусара… Признаться, у самого Фредерика уже была сердечная тайна. Юноша повстречал свою первую любовь за пару дней до отъезда в Страсбурге, в доме Циммерманов. То была прелестная девушка неполных семнадцати лет, с нежным, как цветок, лицом, шелковистыми светлыми кудрями и очами, синими, будто небо Испании. Фредерик поклонился Клэр Циммерман с изяществом истинного офицера, лихо щелкнув каблуками начищенных сапог и с блестящей небрежностью сбросив с плеча алый ментик, а девушка ответила ему нежной улыбкой.
Молодые люди обменялись лишь парой учтивых слов. Он молил Бога, чтобы она не придала значения предательскому румянцу, заливавшему его щеки. Она покраснела ничуть не меньше, смущенная и польщенная вниманием, которое оказал ей элегантный и стройный офицер в парадной форме цвета индиго и алом ментике, только вот беда, слишком молодой, чтобы носить роскошные усы – украшение любого гусара. Впрочем, это было не так уж важно, ведь юный офицер отправлялся на самую настоящую войну, в далекий и враждебный край. Встреча длилась несколько мгновений, затем старый полковник, друг семьи, увлек Фредерика прочь, Клэр поспешно опустила глаза и принялась играть своим веером, чтобы скрыть смущение, чувствуя на себе завистливые взгляды других барышень.
Возможно, если бы Фредерик вернулся, покрыв себя славой, воспоминание о той короткой встрече положило бы начало великой любви. Однако в ту ночь, под испанским небом, вовсе не синим, будто глаза Клэр, а черным, как адская бездна, салон Циммерманов в Страсбурге казался Фредерику Глюнтцу слишком далеким.
Кавалерийский эскадрон, принадлежавший к тому же полку, уже потянулся прочь, исчезая во мраке, среди олив. Топот копыт напоминал шум стремнины. Из круга света, образованного факелами, донесся голос майора Берре:
– Эскадрон! ПО КОНЯМ!
Трубач отозвался на приказ пронзительным сигналом. Фредерик поспешно нахлобучил медвежий кольбак и сунул ногу в стремя. Оказавшись в седле, он поправил на левом бедре ташку красной кожи, на которой был вышит имперский орел и номер полка. Левую руку в тонкой перчатке Фредерик положил на эфес сабли, а правой сжал узду. Нуаро бил копытом и встряхивал головой, готовый подчиниться малейшему движению своего седока.
Майор Берре легкой рысью проскакал перед эскадроном, за ним, будто верная тень, следовал трубач. Фредерик повернулся к де Бурмону, который сдерживал своего коня, плавно натягивая поводья.
– Началось, Мишель!
Де Бурмон, который пытался усмирить коня, лишь кивнул в ответ. Внушительных размеров кольбак делал его мрачным.
– Началось, и, сдается мне, это хорошее начало, – заметил он, подъехав к Фредерику. – Однако еще есть время чуток поболтать. Домбровский сказал, что дело для нас найдется к утру, не раньше.
– Все равно наше время пришло.
– Дай бог!
– Удачи, Мишель!
– Удачи,
