к свету и жару. Она рисковала собой. Ради меня.
И она сомневалась, что я того стою. Герниец Невар был готов с этим смириться и отпустить ее без особых сожалений. Когда-то я верил, что Оликея искренне любит меня, и терзался виной, поскольку мои чувства не были столь глубоки. Обвинения Фирады в том, что та заботится обо мне лишь ради власти, представили происходящее совсем в ином свете. Я не призовой бычок, чтобы холить меня и выставлять на всеобщее обозрение, словно чью-то собственность. У меня еще осталась гордость.
Однако живущий во мне спек видел все иначе: великий не только нуждается в кормилице, он имеет на нее право. Я великий спеков, и клан Оликеи должен гордиться тем, что я решил поселиться с ним. Если Оликея решит, что не рада своим обязанностям, это будет не только угрозой моему благополучию, но и смертельным оскорблением. Во мне нарастал гнев, основанный на глубокой убежденности спека в том, что меня унизили. Разве я не великий? Разве я не отдал все, чем владел, чтобы стать сосудом для магии? Какое право она имеет скупиться на услуги, которые многие почли бы за честь?
Мое тело, от макушки до пяток, начало покалывать, как бывает с затекшей от неподвижности ногой или рукой. Откуда-то из глубин моего существа мальчик-солдат призвал силы и заставил меня сесть. Моя спекская часть, так долго подчинявшаяся гернийской, презрительно огляделась по сторонам. Затем, словно бы стягивая с себя пропотевшую рубашку, он освободился от меня. В этот миг, когда он нас разделил, я, герниец Невар, внезапно превратился в стороннего наблюдателя. Он посмотрел на свое истощенное тело, на пустые складки кожи там, где некогда хранились огромные запасы магии. Я чувствовал его недовольство мной. Невар растратил его богатства на временное решение, которое никого не спасет и ничего не изменит. Он приподнял сморщившуюся кожу у себя на животе и тут же со стоном отчаяния выпустил ее. Вся магия, украденная им у жителей равнин с Танцующего Веретена, и вся, которую он старательно копил с тех пор, пропала. Глупо растранжирена в бесполезном выплеске силы. Целое состояние отдано за безделушки. Он снова приподнял складки кожи и отпустил их. Его глаза налились слезами ярости, следом пришел румянец стыда. Он был полон магии, на вершине могущества – и бездумно все растратил. Он скрипнул зубами от позора и унижения. Он выглядел как голодающий, слабак, не способный позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы защитить свой клан. Этот бездельник Невар ничего не знает ни о великих, ни о магии. Он даже не сумел выбрать хорошую кормилицу, а просто принял первую же женщину, предложившую себя на эту роль. По крайней мере, это можно быстро исправить. Он поднял глаза и сурово смерил взглядом Оликею:
– Ты мне не кормилица.
Оликея, Джодоли и Фирада удивленно уставились на него – так они могли бы смотреть на заговоривший камень. Оликея потрясенно приоткрыла рот, на ее лице одно выражение быстро сменяло другое. Обида, потрясение, сожаление и гнев боролись за власть над его чертами.
Как Невар,
