истеме Ridero
Вместо предисловия
Апрельское утро подмосковья выдалось на удивление ясным и тёплым. Словно золотые монетки разбросанные по траве, радовались тёплому солнышку одуванчики. Грузные шмели с важной деловитостью перелетали с цветка на цветок, барахтаясь в нежных лепестках. Весенний воздух наполнялся весенним благоуханием пробуждающейся ото сна природы.
Шурша дорожным щебнем, к секции русского рукопашного боя подъехал видавший лучшие времена ВАЗовский автомобиль.
– да ну, брось ты ерундой страдать, – отмахнулся Никита от предложения купить пару билетиков популярного лото, – ты веришь в чудеса? Вроде не маленькая.
– ну ты же веришь, что твой чудо-юдо ремень с огнивом в пряжке сможет вдруг пригодиться, хотя не бывал за городом сто лет, – рассмеялась в ответ, Маша. Подойдя к Никите практически вплотную, глаза в глаза так, что он почувствовал её дыхание на своей щеке, и, вдруг, щелкнула его по носу чем-то мягким, – а это тебе от меня на счастье – заячья лапка! Ну, иди бери два билета, себе и мне.
Никита от неожиданности не смог подобрать нужных слов, чтобы выразить своё недоумение. Но он никогда не мог отказать в просьбах своей сестрёнке. Он уже набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы выразить ей своё возмущение и подкрепить нравоучительным монологом, но увидев умоляющий взгляд Маши, лишь глубоко выдохнул:
– ну, ладно-ладно! Не надо так смотреть на меня, маленькая фантазёрка. Будут тебе билеты, сестрёнка! – и чтобы развеять своё негодование решил пошутить, – лапка здесь, а сам кролик где?
– дурак! Это не настоящая лапка, а просто талисман.
– значит и билетик возьму не настоящий, а закладку для книжки!..
– эээй!.. – затеребила его за рукав, Маша, – так не честно!
– ладно, Машка-бяшка, – приобнял её за плечи Никита, – айда.
– и не «Машка-бяшка», а Мария-бяка-Семёнова, ага?
– угу. Как скажешь. На тренировку не опаздываешь?
– опачки! Всё, меня уже нету, – девушка крепко обняла брата, – обнимашки!..
Проводив взглядом сестру, Никита сел в автомобиль, нужно было успеть на работу. Он всегда считал, что драки – это удел мужчин, но никак не девчачий. Поэтому скептически относился к тренировкам по русскому рукопашному бою. Но он знал, что детство проведённое в детском доме, наделило Машу иными качествами характера: инстинктами и духом бойца, без которых было бы трудно жить среди озлобленных на жизнь сверстников, оставшихся без родительской любви. Никите повезло чуть больше, после гибели матери со вторым мужем в автокатастрофе, его забрал отец. Забирать же девочку мужчина не захотел, она была ему чужая.
Украдкой, в определённые дни и время, тайком от отца, Никита и Маша общались, прячась за детской беседкой, через забор из металлической рабицы. Они вспоминали о прошлом, рассказывали друг другу как им живётся в данный момент, мечтали как будут жить в будущем, когда они наконец-то смогут встретится и обняться. Он приносил ей сладости и игрушки. Конфеты они съедали сразу же, на месте, потому что другие дети могли отобрать, если узнают. Иногда Маша приходила с синяками или со следами царапин на теле, но на все вопросы Никиты отвечала однотипно: либо упала с качелей, либо где-то ударилась. Она никогда не жаловалась, а просунув худенькую ручку сквозь заборную сетку, держала брата за руку и не выпускала до последнего момента их недолгих встреч.
Когда Никите исполнилось 18 лет, он сказал ей, что хочет забрать её из детского дома, но она, к его удивлению, отказалась.
– Никита, я тоже очень хочу побыстрее с тобой встретиться и никогда больше не расставаться, но что мы будем делать? У нас больше нет нашего дома, твой папа меня не любит и не пустит меня к себе, а снимать жильё не сможем, я детдомовская, а ты студент, – по-взрослому рассуждала девушка с печалью опустив взгляд, пряча от брата мокрые от слёз глаза, – ты должен учиться! А я, потерплю ещё годик, и потом, когда мне будет 18 лет, я выйду от сюда, мне дадут квартиру, как сироте, и я смогу начать жизнь заново. Без надсмоторщиков и нахлебников. И тогда мы будем с тобой видеться столько, сколько захотим! Мы будем гулять, болтать хоть до утра, и нам никто не запретит. Я обниму тебя и больше не отпущу. Никогда! Ты слышишь?
– слышу, – отвечал смущённо Никита, чувствуя, как сильно, но в тоже время нежно, сжимает его пальцы просунутые сквозь сетку заборной рабицы рука девушки, – конечно.
Воспоминания неожиданно нахлынули на него, и когда наконец пелена спала, он перевёл взгляд на свою руку, сжатую в кулак. Разжав пальцы, увидел в ладони шерстяной комочек – заячью лапку, подаренную несколько минут назад Машей. Сердце ёкнуло. Он просто не мог отказать ей в наивной детской просьбе купить пару лотерейных билетиков.
Прошло несколько дней.
