если экипаж лучшего в Тихоокеанском флоте корабля, во главе с его боевым командиром, вывозили бездыханным на санитарном транспорте.
Но их не только жалели, им завидовали. Эти несколько суток для них были наполнены счастливым бытием и могли бы вспоминаться как лучшие часы жизни.
Ведь не просто пили да упились, а – сгорели!
Угорелые пьянки на Руси и прежде были не редкость.
Мой отец с восторгом описывал многодневную свадьбу одного сельчанина, в родной деревне, когда выпито было с десяток ведер и двое его дружков сгорели, а он, отец, уцелел… Его заставили жрать теплый навоз…
Отец гордо добавлял: «Двое сгорели! Такая была свадьба!»
Ну а тут отделались легко: команду госпитализировали, и уже через полгода Поленов проходил реабилитацию в лучшем санатории в Ливадии, и было ему наказано навсегда забыть, как она выглядит… выпивка. Иначе, говоря морским языком, пойдет он на дно.
Так объявил ему лечащий врач. Он не пугал. Лечение предстояло долгое. Но происходило-то оно в Крыму, где как раз много пьют. И тогда, по наблюдениям сметливой Людочки, Поленов пустился по здешним кабакам с намерением почти что невинным: он стал угощать других.
По совету Людочки, а парикмахеры, как и таксисты, психологи, в следующий же «заплыв» в кабаки я не столько потреблял марочные вина, сколько наблюдал за Поленовым. Он же, как всегда, был шумен, говорлив и без конца подливал нам винцо… Но вдруг затихал и сосредоточивался на ком-то из гостей, следя напряженно за каждым его глотком, глаза его при этом останавливались, а губы, а язык, а горло сопереживали пьющему, даже кадычок двигался в такт с чужими глотками… И когда гость допивал до конца, Поленов блаженно откидывался и покрывался легким румянцем… Глаза его медленно пьянели…
Я бы не поверил, если бы не был свидетелем, как совершенно трезвый Поленов «косел» у нас на глазах, становясь и шумней, и раскованней, и, по-моему, лучше.
Закончился срок, и наша теплая компанийка разъехалась. Улетел и Поленов на свой Дальний Восток, в город Корсаков, где находилась военная база. Но связь не прервалась, переписывались, а раз-другой Поленов приезжал в Москву.
Останавливался у Людочки, а когда она умерла – мы узнали об этом от ее подруги, больше, как выяснилось, у нее на целом свете никого не было, – дали телеграмму Поленову, чтобы немедля вылетал. Мы считали, что он был причастен к Люде, к ее жизни. Но он не приехал. Своих неприятностей, как объяснял потом, выше головы.
Там, на Дальнем Востоке, происходили свои маленькие трагедии: выяснилось, к примеру, что красотка, которую мы наблюдали в Ялте, оказалась женой одного из особистов высокого ранга, и тот, профессионально выпытав у жены всю ее курортную историю, в порыве ревности стрелял в Поленова из пистолета, но промахнулся. Видать, не главное для этих братцев занятие – отстреливать удачливых любовников… Но у них хватало других средств, чтобы испоганить чью-то биографию или уничтожить человека.
Так и вышло:
