и давным-давно валялся мертвым!
– Согласен, не сходится, – очень быстро согласился помощник и моргнул виновато. – Надо передавать на доследование.
– На доследование?! Раньше надо было думать. Все, приговор вынесен! – запыхтел Адамов.
– Слушай, а что ты тогда от меня хочешь? И что я, по-твоему, должен был делать? Свалил все на меня, – обиженно поджал губы Пашков. – А Левашов долбил каждый день! Давай-давай, давай-давай!
– Отлично! А что теперь мне делать?!
– Ты прокурор, ты имеешь право отменить постановление суда.
– Ты же знаешь, Левашов добро не даст без серьезных на то оснований. Дело громкое, резонансное.
– Вот именно… Ну, надо убедить его как-то. Нарыть основания.
– Верно. Вот и займись. Твой косяк, ты и убеди Левашова.
– Ой, нет-нет, это без меня.
– Что??? – вскинул брови прокурор.
– Лёш, у меня там мать целыми днями рыдала… – жалостливо пророптал Пашков, обеими руками показывая себе за спину. – Это был ужас! Еле вытерпел.
Адамов насупился:
– Ладно, иди. Сам займусь…
– А знаешь, что, давай-ка расслабимся, – примирительно улыбнулся Ростислав. – У меня тоже нервы просто ни к черту!
– Что значит «тоже»???
Пашков хохотнул и подмигнув метнулся к себе, тут же вернулся, держа в руках два бокала и бутылку коньяка.
– Слав, ты чего? День в самом разгаре, – уставился на помощника прокурор.
– Тебе сегодня надо в суд?
– Нет.
– Тогда можно.
Минут через тридцать они сидели за журнальным столиком у окна и мирно беседовали.
– Мать, конечно, не в себе. Плачет все время, – делился наболевшим Ростислав. – Дом этот еще дед ее строил. А мы с отцом, когда был жив, не раз его ремонтировали.
Адамов кивнул, думая о своем.
– А я с Надеждой расстался.
– Что? – Пашков даже протрезвел.
– То есть, хочу расстаться. Да только не знаю, как ей сказать.
– Как? Да так и скажи. Не люблю.
– Да как-то невежливо, – пожал плечами Алексей.
Пашков расхохотался.
– Невежливо? А по-моему, как раз в твоем духе: четко и по существу.
– Да как-то не привык я женщин обижать, – сказал прокурор и немного смутился, кажется, он здорово обидел одну женщину, да что там, разрушил ее жизнь, обвинив в том, чего она не совершала. Из-за этого он здорово терзался, но не потому, что жаль репетиторшу, просто испытывал стыд за свой непрофессионализм. Впервые так облажался.
– Да ладно! А Березина? – напомнил Ростислав и хохотнул.
– Нажаловалась? – поджал губы Адамов, про нее-то он не подумал.
– Ой, так плакалась, так плакалась! – продолжал балагурить Пашков. – Говорит, ты всю ее карьеру под откос пустил.
