маленький из всех шатров, стоявший на краю стойбища.
Кроватей, разумеется, в шатре не было. Внутри, прямо на земле, лежали два затёртых до неразличимости цвета, узких ковра. Неразговорчивый мусуламий, приведший их в этот шатёр, ткнул пальцем в сторону каждой из лежанок, буркнул что-то неразборчивое и вышел, вскоре, впрочем, вернувшись и швырнув Кепе небольшую, набитую шерстью, подушку.
– А ты у них в почёте, – заметил Саксум, укладываясь на неудобном ложе и пристраивая под голову сумку. – И еду тебе первому подавали. И миска у тебя была медная, а не деревянная… вот, теперь подушка… Я думаю, это всё – твой плащ. Они тебя явно за главного принимают.
– А что, – редкозубо улыбнулся Кепа, – могу и за главного побыть. Не всё же время мне на побегушках… Думаю, начальник из меня выйдет очень даже ничего!.. Хэх! А что, покомандую – не хуже других!.. Не расстраивайся, командир, – взбивая свою подушку и продолжая улыбаться, подначил он Саксума, – когда меня назначат командиром турмы, я, так и быть, возьму тебя к себе декурионом.
– Не знаю, не знаю… – озабоченно отозвался Саксум. – Насчёт командира турмы – это всё как-то пока вилами по воде… Но вот что я знаю точно, так это то, что рядовым легионерам Такфаринас благоволит, а вот больших начальников – тех он очень даже не жалует. Не любит он, понимаешь, больших начальников, и всё тут! И знаешь, что делают мусуламии с теми, кого не любит Такфаринас? Нет?.. Они их сажают на кол… Бараньим жиром кол, понимаешь, смазывают и – хоп!
Улыбка сползла с Кепиного лица, глаза округлились.
– Ты это что… серьёзно?
– Абсолютно! – с наслаждением вытягивая ноги, сказал Саксум. – Ты, главное, проси, чтоб кол поострее заточили. Тогда не так долго мучиться. А то, понимаешь, на тупой посадят, да если он ещё и занозистый – тогда совсем беда!
Кепа ошарашенно молчал, держа в руках забытую подушку и глядя перед собой широко распахнутыми глазами.
– Да пропади он совсем! – вдруг спохватился он, вскакивая и отбрасывая подушку в сторону. – Да я его!.. Да я его теперь вообще не надену!.. – он схватил свой плащ и стал с остервенением комкать его. – Я его теперь!.. Я его сейчас пойду и сожгу!
– Сядь! – сказал Саксум, открывая глаза. – И не ори!.. Чего ты орёшь?! Хочешь, чтоб пришли и успокоили?!.. – он приподнялся на локтях и строго посмотрел на своего напарника, застывшего посреди шатра. – Сядь!.. – (Кепа сел). – Поздно метаться! Твой плащ уже все видели, понимаешь?.. Ты его теперь хоть сожги, хоть закопай. Хоть на ленточки распусти и съешь. Ты теперь всё равно… этот… как его… мидд уа тишег-гер – красный человек… У меня на родине говорят: в своём селении у тебя есть имя, в чужом селении – только одежда. Видел – двое ускакали? Через три дня уже вся округа до самого Туггурта будет знать, что к Такфаринасу едет какой-то красный человек. Мидд уа тишег-гер, понимаешь… С письмом от кесаря Тиберия.
– Так что ж теперь делать? – потерянно спросил
