А район какой?
– Пинский.
– Вы хотите сказать, что я в Белоруссии?
– Да, именно так.
Похоже, девица не шутила, да и говор у нее странный – не акающий, как у москвичей.
Первое, что пришло ему на ум – Пинские болота. Откуда, из каких уголков памяти он вытащил эту ассоциацию?
– И болота у вас здесь есть? – уточнил он.
– Полно вокруг, – первый раз за все время разговора улыбнулась девушка, – но не только болота. Речки еще есть, озера.
– А какое сегодня число?
– Первое июля, десятый день войны, – снова посерьезнела девушка, не спуская с незнакомого парня ставшего вдруг подозрительным взгляда.
Наверное, его после взрыва все-таки контузило. Девушка о войне говорит, он сам понять не может, куда его занесло.
– Месяц, год какой вы говорите? – переспросил изумленный Александр.
Тут уж девушка удивилась:
– Я и говорю – первое июля тысяча девятьсот сорок первого года.
– Правда?!
Внезапно Александр услышал странный незнакомый гул, идущий откуда-то сверху. Гул был натужным, и ничего хорошего живущим на земле не обещал. Он предупреждал: «Везу-у, везу-у-у…»
Александр поднял голову и увидел идущие ровным строем звенья тяжелогруженых самолетов, по-видимому, бомбардировщиков, сопровождаемых юркими истребителями.
Олеся проследила за его взглядом и тоже увидела самолеты:
– Опять летят!
– Кто «летят»?
– Да самолеты ж фашистские! Города русские бомбить полетели! А наших самолетов что-то не видно! Кто же остановит эту черную силу? – с горечью в голосе проговорила она.
И это заставило Александра поверить в страшную, неправдоподобную, но реальность. Шок и столбняк! Так сильно его никто в жизни не удивлял.
– Вы не контужены, товарищ? – участливо поинтересовалась девушка.
– Был взрыв, куртку посекло, а на мне – ни царапинки, – честно ответил он.
– А, понятно! Вот вы все и забыли. Сами-то откуда будете?
– Из Москвы.
– Из самой столицы? И Сталина видели?
– Нет, только на фотографиях.
– Да что же мы в дверях стоим, вы же, наверное, есть хотите? Проходите в избу!
Александр прошел в комнату. Обстановка бедноватая: кровать с панцирной сеткой и никелированными шишечками, домашний коврик на полу, и уж совсем древний круглый репродуктор в углу.
Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба.
– Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет – чем богата…
Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба.
Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться – еще неизвестно, когда придется поесть в следующий раз.
Молоко оказалось очень вкусным: густым,
