хотя бы на подножку этого бешено несущегося поезда. Наступило шальное время, появились шальные возможности. Не для всех, конечно. А для тех, кто сумел сориентироваться. Нужны были или очень хорошие мозги, или особые связи. Хорошо бы и то и другое, плюс отсутствие чистоплюйства и шанс оказаться в нужное время в нужном месте. Пока одни боролись за жизнь и учились существовать в новой системе координат, по новым законам, другие бросились осваивать законы дикого рынка – наступало время российского Клондайка, следовало как можно быстрее застолбить свою территорию. По дикому пореформенному полю, раскинув пальцы веером, подтянув треники, согнув бычьи шеи под тяжестью золотых цепей, бегали будущие фигуранты списка «Форбс» и негодяи помельче.
Разгул финансового бандитизма принимал невиданные размеры.
Ох уж это опьяняющее чувство свободы, той самой, точно сформулированной остроумцами на излёте горбачёвской перестройки: «Свобода – это когда тебя посылают нах, а ты идёшь куда хочешь».
Зато государство не лезло к подданному в постель.
В один прекрасный день Лёшин тесть, Вадим Михайлович, пригласил его поужинать в ресторан, тет-а-тет, уточнил он. Пошли в «Пекин», «конторскую столовку», как называли это место журналисты. Это было естественно – Лёша был в курсе, что отец Веры сам «оттуда», конторский, причём потомственный и на высокой должности. Детали в семье никогда не уточнялись, да и вообще не обсуждались – это было негласным законом, так было проще всем.
Негласные законы, эзопов язык – Россия, теперь уже ельцинская, по-прежнему была полна тайных смыслов и значений, которые только чуть сместились по отношению к предыдущим, советским. Теперь «тайны» были, как правило, экономическими, а не политическими, а люди, вместо диссидентов, бытовых антисоветчиков и циничных прислуживающих шкурников, делились на «допущенных» и «чужих», на тех, «кому можно», и на остальных.
Лёшин тесть принадлежал к первой категории – он был из первого круга допущенных.
– Я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, – начал он фразой Дона Корлеоне из «Крёстного отца», который они смотрели всей семьёй в просмотровом зале Госкино в Гнездниковском переулке, известном всей «элитной» Москве месте просмотров ворованных американских фильмов.
– А именно? – насторожился Лёша.
– Хватит тебе дурака валять. Журналюг и без тебя хватает. Пусть Вера этим балуется – одного писаки на семью достаточно. А для тебя найдётся кое-что получше. Реальным бизнесом будешь заниматься. Пора деньги делать. Серьёзные. У тебя семья, сын. И время сейчас самое подходящее.
– Но я ведь ничего не умею, кроме как писать. И в бизнесе ничего не понимаю.
– Научишься, – было ему твёрдым ответом, – не боги горшки обжигают. Нужен свой человек во главе предприятия. Дело уже начато. Принимает размах. Крыша, как ты догадываешься, серьёзная. Перспективы тоже.
– А
