не переживай, я сделаю все что в моих силах, чтобы доставить тебе удовольствие.
Горло моментально пересохло, а мурашки спокойно до этого передвигающиеся по телу, вдруг начали свой галоп. К-к-а-кое удовольствие? Я начала заикаться даже ведя внутренний монолог.
– У меня имя есть, развел тут рабское положение, мы не в восемнадцатом веке. Арина я. – решила не обращать внимание на остальное.
– Ари-ина-а-а. – еще хуже для моих бедных ушек прозвучало из его уст. И успокоившиеся было от страха мурашки, снова пустились в галоп. А взгляд его был таким лукавым, будто понимал, чертяка, что со мной творится. Почему он делает это так эротично? – Твое слово для меня закон.
– Уйти ты значит не можешь? – на всякий случай уточнила я и дождалась его отрицательного жеста головой. – Ладно, попробуем пожить вместе. У меня пока что одно условие: не трогать меня.
– А если ты будешь падать, можно? Или позволить тебе разбиться? – на что я закатила глаза.
– Ты всегда все так буквально понимаешь? Если моей жизни и здоровью будет угрожать опасность, как утром, то можешь меня спасти. – великодушно разрешила я. – Уяснили? – Домовой кивнул, но взгляд был хитрый-хитрый, что я подозрительно уставилась на него, но он сделал покер фейс и я продолжила: – Вот и прекрасно. Завтрак умеешь готовить?
– Конечно, хозя…то есть Арина. – пробормотал он и не говоря больше ни слова отправился на кухню.
– Имя тебе надо придумать, – сказала я больше себе, чем ему. – Домовой слишком длинно. – Как на счет Кузя? – спросила я его, притопав в столовую и глядя на то, как он хозяйничает.
Он чуть скривился, но ответил:
– Ох уж мне этот Домовенок Кузя, всех Домовых позорит. Я что похож на него? – я захихикала.
– Похожи – ответила я – Вы оба домовята.
– Если нравится, называй так – пожал он плечами.
– Я же сказала, здесь не рабское положение. Говори, если тебя что-то не устроит. Не обещаю, что будет по-твоему, но прислушаюсь. – Он повернул на меня голову и посмотрел долго так вдумчиво, снова смущая меня, как школьницу – Как бы ты хотел, чтобы тебя звали?
– Не знаю, я не задумывался об этом. Еще никто не хотел дать мне имя.
Сердце непроизвольно сжалось. Как бы мне не было плохо, я не переставала сочувствовать другим. Мне стало так жаль его, у него не было даже имени. Дом, в котором он жил был чужим, а из вещей только набедренная повязка. Но может ду́хи воспринимают все иначе? Для них это несущественно? А что существенно? У него же есть эмоции и чувства, значит и разочарование и грусть им не чужды.
– Как тебе просто Дом? Это сокращенное от Домового.
– Дом…Дом… – примерял к себе мужчина, что-то нарезая.
– А может старинным русским? – не унималась я. – Ярослав, Ярополк, Добромир, Мирослав…Правда все равно буду сокращать тебя до Яра, Мира или Славы – у меня был такой азарт, словно я себе зверушку завела, которой у меня никогда не было. Ага,
