style="font-size:15px;"> – Да, – только и мог ответить сын, глядя в бездонные зрачки.
– Ты приехал ко мне…
– Да, к тебе, – соврал Владимир, не в силах сказать что-то иное.
– Ты приехал ко мне… Моя единственная любовь…
В ладонях Владимира оказалось неотосланное письмо, две строчки из которого он имел счастье получить месяц назад.
Николаю К. от 10 декабря 18** года
«Дорогой мой друг, наверное, ты ждал меня на днях, но вместо меня получил вот это письмо.
Всё так поменялось в моей судьбе.
Я не вернусь больше в столицу. А если и вернусь, то в качестве гостя вместе с моей ненаглядной супругой.
Так получилось, что я вчера сделал Ольге предложение. Она согласилась. Смеялась надо мной, что в конце концов всё же я приехал именно ради дядиного наследства.
Но она любит меня. И я люблю её.
После всего, что я узнал, мне стало понятно, почему Ольга и Маша, взятые с разных приютов, так похожи.
Дядя всегда искал в женском лице один и тот же взгляд…»
Дитя Яровита
В N-ском уезде если кто начинал вдруг хвастать своим домом, тем, как обустроены на английский манер куртины, как ухожены крестьянские избы, как приятен глазу оригинальный, но не вычурный фасад хозяйских построек, то незадачливому гордецу тут же затыкали рот упоминанием о поместье Гусевых, равному по красоте которого не появилось ещё на свете в окрестностях. Как можно было не восхищаться тенистыми аллеями, лукаво встречающими гостей загадками зелёного лабиринта? Как не поразиться величественному виду господской усадьбы или причудливым флигелькам в стиле барокко, куда и выводили запутанные дорожки? Как сдержать восторженный возглас при виде анфилады комнат от гостиной до сцены театра с изображением звёздной ночи на Востоке?
Без сомнения, поместье Гусевых – редкий изумруд N-ского уезда.
Нынешний хозяин Владимир Иванович Гусев с благочестивой супругой своей Ольгой Никифоровной вот уже как десять лет единовластно управляли имением после кончины Никифора Павловича Гусева, старого дяди, не пожелавшего видеть никого владельцем столь прекрасного во всех отношениях места, кроме любимой приёмной дочери.
Десять лет прошло в хлопотах вперемешку с забавами, кои могла посулить жизнь в провинции.
– А не запрячь ли нам тройку проехаться по хрустящему снежку, Ольга Никифоровна? – иногда удивлял супругу Владимир Иванович бодрым зимним утром.
– Не послать ли нам Ванюшку за соседями, чтоб вечером сразиться в вист, Ольга Никифоровна? – врывалось озарение так же необузданно, как влетает пчела в открытое окно с надеждой найти распустившиеся бутоны весенних цветов.
Десять лет прошло. И вдруг засела кручина в душе Владимира Ивановича: стала супруга его непохожей на себя самую. Преобразилась, словно от колдовства чужого. Уже и неинтересны ей катания в санях, когда жмёшься друг к дружке, укутавшись в тёплые шубы, а снег искрится и летит в лицо. Не веселят её ни игры карточные,
