Бахманн, и они не делали секрета из своих симпатий к диктатору вашей страны, написал я Бахманну, они же всегда на стороне сильного, они поддерживали его чем могли – сырьем, техникой, связью, сталью, бумагой, подшипниками, логистикой, сведениями о политических противниках и прежде всего морально. В разгар войны ваша армия имела возможность пользоваться железными дорогами моей так называемой родины, разъезжать между порабощенными ею – «братскими» для моей так называемой родины – странами, грабить и убивать всех, до кого могли дотянуться, и все это под бурное – только представьте себе эту безвкусицу, Бахманн! – под бурное одобрение народа, населяющего те градусы северной широты.
Я не хочу вас провоцировать, Бахманн, написал я Бахманну, но я вынужден был напомнить вам исторические мерзости, происходившие в вашей стране, только для того, чтобы показать не меньшую мерзость политики моей страны в то время, потому что без злой воли властей предержащих и злой воли народа в моей стране ваша страна не могла бы совершить столько подтвержденных бесчисленными документами преступлений именно в этих соседних с нами, «братских» странах, это можно считать доказанным, написал я Бахманну. В формах, совершенно чуждых любой стране с минимальным чувством международного права, моя так называемая родина позволила оккупантам пользоваться своими железными дорогами, иногда это напоминало проезд королевского кортежа – толпы моих соотечественников ликующими криками приветствовали оккупационные войска на станциях, и в награду за это безвкусное ликование и моральную поддержку ваши земляки, Бахманн, кидали пачки сигарет моим тогдашним соотечественникам, можно сказать, моим дедушкам и бабушкам, и уезжали под аплодисменты, чтобы продолжать грабить соседние страны и убивать их жителей.
Никто даже и не стыдился, Бахманн, никто не стыдился подражать тому культу, которым вы окружили вашего диктатора, написал я Бахманну, многие даже подражали вашим приветствиям – с вытянутой вперед прямой рукой, более того, они вытягивали руку еще сильней, и рука была еще более прямой, чем у самых ретивых, самых фанатичных ваших подданных… жители соседних стран страдали, а у моего народа не находилось ничего им в утешение, кроме разве что презрительного смеха и плевков в их сторону, они смотрели на их страдания с хладнокровием палачей… какое непревзойденное свинство, не так ли, Бахманн? – написал я Бахманну. Я сам чувствую вину за это свинство, хотя меня в то время еще не существовало даже в замысле. Они не пошевельнули пальцем ради «братских» народов, за исключением разве что восточного нашего соседа… там у них были далекоидущие территориальные претензии, поэтому они приняли несколько тысяч детей беженцев… они охотнее всего направили бы их на принудительные работы, если бы только решились, но что касается наших западных соседей, особенно северо-западных, с которыми сорок лет назад они заключили союз, они предали их, и предали так подло, что я не нахожу слов.
И
