влетевшая в окно его мастерской птица стала клевать нарисованный им виноград, настолько реалистично тот был изображен? Потом всё разорили варвары, и настали темные времена. Города опустели и заросли лесами, люди разучились строить дворцы, акведуки, дороги и рисовать. Затем пришло христианство, и руки несчастного художника на долгие века были скованы железными кандалами иконописного канона. Искусство было отброшено в прошлое, и живопись перестала развиваться, пока наконец не родились великие гении Возрождения, разорвавшие эти прогнившие религиозные оковы.
А теперь давайте взглянем на «проблему» канона с другой стороны. Если мы проследим историю иконы до самого ее зарождения, мы с удивлением обнаружим ее корни в так называемом фаюмском портрете, который возник в тот момент, когда Древний Египет был превращен в римскую колонию великим Юлием Цезарем и египетская культура постепенно начала смешиваться с классической античностью.
Фаюмский портрет
Помните ту посмертную маску на лице мумии, по которой возвратившаяся с небесного суда душа умершего (священная птица Ба) должна узнать своего владельца? Так вот, фаюмский портрет – это не что иное, как живописный вариант египетской погребальной маски. Изображение, предназначенное для связи, общения и в каком-то смысле взаимопроникновения двух разнофизичных миров.
То есть, по сути, это то самое окно в горний мир, за которое почитают икону православные люди. Только последняя предназначена не для единственного иссохшего трупа, а для огромного количества живых людей.
Помимо этого, создавшая иконописный канон византийская традиция унаследовала у египетской живописи еще одно, может быть гораздо более важное, качество или свойство. Произошло это не напрямую: понадобилось несколько веков для того, чтобы это зерно проросло и со временем стало древом, подобным тому, с которого некогда упало в плодородную почву. Помните, чем на самом деле была система живописных символов древнеегипетского погребального культа? А это помните?
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…
Андрей Рублев. Троица. XV век
А теперь, с учетом всего вышесказанного, еще раз взгляните на канон. Что он в таком случае, как не система общепринятых, неизменных и универсальных символов, служащих для передачи благого Божьего слова, для пролития того света, которого так жаждет каждая человеческая душа? Таким образом, получается, что иконописный канон – это не свод законов, описывающих правила создания живописных образов горнего мира. Это не что иное, как своего рода сакральный иероглифический словарь. И тогда получается, что икона – это совсем не рукотворный образ Господа; это вообще не произведение изобразительного искусства.
Икона –
