align="center">Волка ноги кормят
Ранее публиковался в сборнике «Тихая охота»
– А места у нас тут чудесные, – старик-хозяин снова щедро налил нам в стаканы настоянного на меду и каких-то травах янтарного крепкого самогона из «четверти», при этом не обделив и себя, – заповедные. Чего тут только нет. Это хорошо, что вы сюда забрели. Ну, за Природу! – провозгласил тост голосом генерала из «Особенностей национальной охоты» и поднял свой стакан.
Чокнувшись с ним, мы с Мариной выпили. Самогон был дюже крепкий – даже я слегка поплыл, пусть и самую малость, про жену и говорить нечего, а дед был как огурчик. Загорелый, крепкий – даже и не скажешь, сколько ему лет. Собирая с самого утра грибы под высокими развесистыми деревьями, мы заплутали в незнакомом лесу, порядком подустали, и наткнулись на обнесенный редким забором из штакета ладный дом в окружении хозяйственных построек, стоящий на пригорке на залитой солнцем поляне большой поляне, опушенной лиловой каймой высокого стройного иван-чая на краю соснового бора. Неподалеку спускался к реке берег. Хозяин, представившийся Петром Егоровичем, пригласил отдохнуть и пообедать. Ноги уже гудели, рюкзаки были тяжелы от грибов и мы с радостью приняли радушное приглашение, ставшее для нас светом в конце тоннеля. Под салат из свежих овощей, малосольные душистые огурчики, соленые грибки с пахучим маслицем и лучком, молодую вареную картошку и соленый окорок Петр Егорович достал четверть самогона. Окорок был вкусным, но я так и не понял, что это за мясо, а хозяин не ответил, рассказывая местные байки.
– Или вот еще случай был, – Петр Егорович отодвинул ложку и закурил самокрутку из пожелтевшей «Правды». – В аккурат при Брежневе. Я тогда еще мальчонкой, почитай, был. Председателем в Лутавиновке, она отсюда три версты, – махнул рукой, обозначая направление, – в колхозе «Путь Ильича», был Горьков Егор Александрович. Высокий, косая сажень в плечах, чуб русый, зубы белые, что твой рафинад. Хорошо жил, богато. Колхоз на пшенице да кукурузе, льне и животноводстве, миллионер, вот и председателю перепадало: дом большой кирпичный, с газом, водопроводом и ванной. По полям на белом коне ездил, но и белая «Волга» в колхозном гараже стояла и УАЗ для полевых поездок в распутицу. И деньги на сберкнижке тоже водились, не без этого. Короче, живи – не тужи, добра наживай.
Петр Егорович то ли из-за самогона, то ли из-за самосадного дыма слегка расплывался у меня перед глазами.
– Но тут, как гром среди ясного зимнего неба, жена взяла, да и сбежала с практикантом, студентом-агрономом. Она сама, вишь, городская была, по распределению после института попала, непривычно ей было в деревне. Горьков мужик был крепкий, ветеран, а не сдержался – запил горькую и сильно запил. Даже в райком на собрание пьяный явился. Короче, сняли его, в агрономы перевели. Какое-то время он поработал, вроде образумился, взялся за ум, уже даже опять собирались его вертать в председатели, как раскаявшегося и искупившего. Ребятишки
