узнала, что здесь освободилось рабочее место, и решила попытать удачу, – ответила, стараясь не дёргаться. Не поправлять волосы, не чесать нос, не сжимать пальцами собственную одежду, не кусать губы.
– Вот как, – спокойный ответ, не выдающий никаких эмоций.
Я разглядывала его в свете дня, хотя солнце лилось именно на меня. Но даже в таком положении мне было хорошо его видно.
На нём вновь безукоризненно сидящий костюм. Словно он в нём родился. Но не из тех дешёвых, что носят офисные клерки. Его одежду отшивают наверняка где-то в Италии.
Запястье сковывают тяжёлые часы. Обычные, с кожаным ремешком, ничего блестящего или яркого. Других украшений на мужчине я не заметила. Да и ни к чему они были. Его лицо само по себе произведение искусства. Словно вылепленное умелым творцом из мрамора. И такое же холодное и отчуждённое. А я, избитая и полуживая, показалась себе ужасной замухрышкой перед ним.
Да он на меня даже при полном параде не взглянул бы. Я помнила красавицу, с которой ночью он яростно сношался, и горло тут же сжало до боли. Непонятной мне жажды.
– Да, мне нужна работа. Очень, – как можно более правдоподобно произношу.
Впрочем, работа мне не помешает. Ещё одна.
Мужчина лениво рассматривает меня.
– И поэтому ты пришла в таком виде? – взгляд опускается на порванные колготки.
В нём нет никакого мужского интереса. Как и тогда, ночью, я его смущаю не больше, чем предметы интерьера. Неодушевлённые.
Опускаю ресницы на край короткой юбки. Что-то мне подсказывало, что все мои приёмчики, которые я успешно практиковала на парнях, с ним не сработают. Ни мои улыбки, ни взгляды. Ни позы.
Максимальная честность и никаких ужимок.
– Перед этим произошёл инцидент в моей семье, – отвечаю сдавленно, надеясь, что не переигрываю, – отчим ударил. И если я не устроюсь на работу, то это вновь повторится.
Да, вру. Но сказать правду тоже не могу. Впрочем, так уж ли я вру? Ведь раны я получила по вине очередного хахаля моей матушки.
Поднимаю взгляд на Ямадаева, ожидая встретить жалость или сожаление. Но ничего подобного в отражении тёмных глаз не нахожу. Лишь бездна, ставшая привычной. Верит ли он мне? Что-то сомневаюсь.
– Хорошо. Раз ты так хочешь работать. Ты получишь работу, – произносит, поднимаясь, и я вдруг понимаю, что в его словах скрыта какая-то уловка, которую мне предстоит разгадать.
Он следует к выходу. Подносит электронный ключ и после щелчка дёргает ручку. Вот как. Значит, дверь всегда закрыта.
Иду за ним, хоть он и не просил. Двери лифта распахиваются тоже лишь после того, как он прикладывает электронный ключ к считывающему устройству. Я захожу в зеркальный чертог и вижу вновь своё жуткое отражение. Мелкая, в шапке, порванных колготках, мини-юбке и с разбитым лицом. И он рядом. Как древний карающий бог. А я всего лишь маленькая жертва для него. Которую, похоже, он не желал принимать.
Лифт
