клиросы,
богослужение,
воск на подсвечниках слёзно блестит,
молят Всевышнего о всепрощении…
ладан дыханьем касается лиц.
Нежно лучатся иконы печальные,
благоговейно звучат голоса,
славя Спасителя,
ноты хрустальные
тихо вселяют надежду в сердца.
Рождественский сон
На окне полыхают герани,
иней бархатом лёг на стекло;
не мешает глазам сумрак ранний…
в доме тихо, уютно, тепло.
Чай зелёный дымится в фарфоре,
розы свежие в вазе блестят,
но не радует сердце комфортность —
сон тревожный приснился опять…
Будто бы у ворот с медной аркой
на закате морозного дня
в полушубке и валенках старых,
улыбаясь ждёт мама меня.
Я, восторг ощущая безмерно,
к ней спешу, утопая в снегу,
но…
хотя между нами лишь метры,
одолеть их никак не могу.
Шлю руками озябшими взмахи,
безголосо
кричу ей: «Привет!»
И…
когда я уже в полушаге,
исчезает её силуэт.
Чудеса в Васильев вечер
Расстелившись мягким шёлком,
ночь шепталась с тишиной.
Лунный свет ладонью жёлтой
гладил твердь коры земной.
Извивались в синей-сини
тучи звёздных мотыльков.
Содрогался пышный иней
на макушках облаков.
Мнилось кони резво скачут,
слух ловил морозный треск…
Был жемчужин редких ярче,
голубых сугробов блеск.
Взгляды щурились в волненье,
плыли свечи от тепла,
неразборчивые тени
появлялись в зеркалах.
День прошедший канул в вечность…
Вознесясь над суетой,
с щедростью Васильев вечер
всех одаривал мечтой.
Бывало на Руси…
Перевиты инеем ветки тополиные,
на холодных лавочках снежная труха,
светится жемчужисто голый куст рябиновый,
в снегирях, что в яблоках, старая ольха.
Не померкло, ночь спустя, Рождества сияние,
также переливчато колокол звонит…
Рвёт меха тальяночка… На Руси гуляния —
продолжают празднество святочные дни.
Бусы пятирядные, кофты, платья яркие,
ряженые толпами, посошок до дна,
царские медовые калачи на ярмарках,
с гор крутых катания в санках до темна.
Колеёй уезженной захмелевший, радостный
мчит купец с молодкою на гнедых лихих —
заметёт метелица след полозьев начисто,
в проруби крещенской смоются грехи.
Офицерская
