разговоры бывают порою нелишними.
– Если вы всё же окажетесь на Лиенне, господин Киофар, вас поселят в этом дворце, – заметил, возвращаясь к съемкам раскопок, доктор Келлен Саонс.
– «Если», – лаконично ответил Ульвен.
То ли умышленно, то ли случайно он повторил знаменитую однословную реплику древних спартанцев, которые послали ее царю Филиппу, который имел неосторожность написать им нечто вроде «Если я захвачу ваш город»… Не могу поручиться, что мой учитель знал историю Спарты. Но не могу утверждать, что не знал. Ведь он изучал в свое время и греческий, и латынь.
– А можно спросить, вы ответили на послание ваших лиеннских подданных? – прервал молчание Карл.
– Конечно, друг мой. Как я мог не ответить? Это было бы крайне невежливо. Стилистически всё было выдержано в той же самой велеречивой манере. У меня, пожалуй, вышло даже изысканнее, я же всё-таки специалист и сумел найти уйлоанские выражения для латинизмов «профессор» и «ректор». Но, по сути, я ничего не ответил. Кроме пресловутого «если».
– Ты надеешься, дядя, что они от тебя отстанут? – спросила Маилла.
– Разумеется, нет. Но мы можем выиграть время.
– Вы говорите так, супруг мой, – несколько недовольно сказала Илассиа, – будто речь идет вовсе не о почтительном приглашении посетить планету, на которой вас многие боготворят, а о жизни и смерти.
– Одно с другим тесно связано, – ответил он. – Но у меня есть дела в этом мире, Илассиа. И я не намерен его покидать, пока они не закончены.
Нам хотелось тогда поверить, что речь шла о Тиатаре. О колледже и об университете. О возвращении экспедиции «Гране» с Уйлоа. В конце концов, о каких-то семейных заботах.
Лишь Иссоа смотрела на брата с сострадательной нежностью.
Тайник
Экспедиция «Гране» оставалась главным событием нашей жизни, и все мы жадно ждали очередного приглашения в дом семьи Киофар. Всё прочее воспринималось как обыденный фон, о котором и говорить-то не стоило.
Впрочем, нет, не совсем.
Я всё-таки побывала на семинаре Ульвена по поэтическому переводу. Выглядело это, конечно, причудливо, потому что я, магистр Цветанова-Флорес, вместе с группой студентов, находилась в колледже, у него в кабинете, а он вел занятия из ректората в Тиамуне, и попутно, в паузах, письменно отвечал на какие-то поступавшие извне сообщения. При этом его внимание ни на миг не ослабевало.
Он задал перевод «Лорелеи» Гейне. Каждый должен был переложить стихотворение на свой родной язык. Мне было стыдно являться неподготовленной, а поскольку русский текст с детских лет засел у меня в голове («Не знаю, что сталось со мною, душа моя грустью полна», и прочее), я решила попробовать срифмовать на испанском. Получилось, по-моему, сносно, хотя без дословной точности:
Siento lo que nadie aviste,
mi alma en la preocupación.
No sé por qué suena tan triste
una tan vieja canción.
Запнулась я лишь на
