какой-нибудь хам. А потом у такого-то, наверняка, и девушка есть. Или девушки».
Я встала и пошла навстречу приближающемуся к полянке Мамонту. Не то, чтобы я так обрадовалась, – мне просто захотелось пройти мимо Флинта и, тем самым, невольно обратить на себя его внимание, а заодно и рассмотреть получше.
Я прошла мимо него на расстоянии вытянутой руки, и на меня повеяло теплом. Он оказался не высоким. Но все равно почти на голову выше меня.
Я обнялась с Мамонтом и спросила, между прочим, кто такой Флинт. Мамонт без ревности и без задержки ответил, что, мол, это один из нас, людэнов, и то, что я обратила на него внимание, нисколько его, Мамонта, не смущает, потому что мы, людэны, друг к другу тянемся, и это лишний раз подтверждает, что я одна из них. Надо отдать Мамонту должное, он всегда возносил меня на пьедестал, когда с кем-либо знакомил. Здесь это оказалось особенно к месту.
Мы сидели вчетвером: я, Мамонт, Флинт и Сашка. Говорили о музыке, о Егоре Летове, об Ухте и о Праге, конечно. Я была на взводе и представления не имела о том, как себя вести. Все получалось как-то коряво. Каждый жест вдруг стал мной строго контролируем, и поэтому страшно неловок. Голос повысился и болтал исключительно глупости. Где мой юмор? Ирония где? В голову лезла назойливая мысль: ОН на меня не реагирует… Еще бы среагировал на какую-то идиотку!
* * *
Спустя некоторое время Мамонт сослался на дела и ушел, попросив Флинта проводить нас с Сашкой домой. Дело осложнялось тем, что жили мы с ней в разных районах… Но сложилось удачно – сначала пошли провожать Сашку. Она вдруг стала вся такая женственно-беззащитная… что было явным признаком заинтересованности молодым человеком. Она казалась чуть выше него, поэтому сняла туфли и всю дорогу до дома шла по теплому вечернему асфальту босиком.
Мы философствовали, рассуждали о дружбе, улыбались, но… не смеялись. Этот человек излучал, скорее, спокойную меланхолию, а смех его звучал как-то неестественно, будто он заставлял себя смеяться…
Я шла и думала, что, проводив Сашку, он пойдет провожать меня – мы будем долго идти одни… говорить… он будет рассказывать мне о себе…
Так и случилось.
– Ветер з-за душой, п-песня на снегу,
Никогда не стой.
Мертвой с-силой – дым, я хочу воды,
Пой.
Я сорвал петлю, на восьмом шагу
Гром.
Если не искал, то не найден ты,
Не поник лицом…
– Это твое?
– Д-да.
– Я тоже стихи пишу, но не такие интеллектуальные, и наизусть ничего не помню.
Его профиль плывет по городу мимо полуразвалившихся и только что отстроенных домов, мимо лип, роняющих
