а затем вернулась к работе.
– Из какой бездны ты достаешь этот воск? Я ни разу не видел, чтобы ты что-нибудь покупала. У тебя, вообще, есть деньги?
Ка-Поэль сунула руку под сорочку и достала скомканную пачку банкнот. Потрясла ими перед носом у Таниэля и положила обратно.
– Откуда ты их взяла?
Она щелкнула его по носу. Больно.
– Ой! Отвечай, противная девчонка.
Она подняла руку, собираясь щелкнуть снова.
– Ладно-ладно. Видит Кресимир, я просто спросил.
Таниэль положил штуцер на колени и провел пальцами по ложу. Ни одной отметки. Чистый ствол. Совершенно новая вещь. Пристрелянная, если верить солдату, который отдал его Таниэлю. «Никогда не бери в бой ружье, из которого сам ни разу не стрелял» – так учил его Тамас, который теперь, скорее всего, похоронен в братской могиле вместе с остальными солдатами Седьмой и Девятой бригад.
С чем он оставил адроанскую армию? С чем оставил Таниэля? Написал ли Тамас хотя бы завещание? Таниэль никогда раньше не думал об этом. С детских лет он привык считать, что Тамас будет жить вечно.
Боевые действия пока ограничивались обменом артиллерийскими залпами. Ядра зарывались в мягкую землю перед адроанскими укреплениями или же ударялись в невидимые магические щиты, взрывались и падали, не причиняя никакого вреда.
Перестрелка выглядела чуть ли не формальностью. Ни та ни другая сторона почти не несли потерь, пушки также не пострадали.
– У тебя остались «красные метки»? – спросил Таниэль.
Ка-Поэль покачала головой.
– И ты не сможешь их сделать для меня?
Она хмуро подняла на него глаза и показала на воск у себя в руке, как будто хотела сказать: «Разве ты не видишь, что я занята?»
– Мне нужен мой порох, – сказал Таниэль.
Ка-Поэль оторвалась от лепки и несколько мгновений рассматривала его непроницаемым взглядом зеленых глаз. Затем внезапно кивнула и вытащила из ранца пороховой рожок.
У Таниэля дрожали руки, когда он высыпал первую порцию пороха на бумагу, чтобы свернуть патрон. Он отчетливо ощущал черные крупинки между пальцами. Даже слишком отчетливо. Это было похоже на… зов. Таниэль облизал губы, высыпал полоску на руку и поднес ее к лицу.
Он помедлил. Ка-Поэль наблюдала за ним.
Один глубокий вдох – и голова Таниэля словно вспыхнула огнем. Он качнулся назад и вздрогнул. Затем услышал стон – низкий и жалобный. Неужели это он сам? Таниэль опустил голову на руки и подождал, пока дрожь не прекратится. Ему показалось, что на это ушло несколько минут.
Когда он поднял голову, мир вокруг ярко сверкал.
Таниэль моргнул. Он не открывал третий глаз, не смотрел на Иное. Но все вокруг светилось. Нет, решил он, не светилось. Но все очертания стали видны резче, чем прежде. Мир сделался настолько прозрачным, что обычному человеку, никогда не погружавшемуся в пороховой
