меня нужно было везти в ожоговый центр. Батя посокрушался по сгоревшей « Копейке» но услышав обо мне и моих ожогах, да и вообще о произошедшем в целом, ни разу о тех Жигулей в дальнейшем больше нге вспоминал. Проводник предупредил нас о прибытии в Минск и мы потихоньку стали продвигаться к выходу из вагона вслед за другими пассажирами.
Батя стоял на перроне и вглядывался в толпу спускающихся на перрон людей, увидев нас с Гошей, он вдруг весь как-то сжался, плечи его затряслись и я впервые в жизни увидел, как рыдает в голос вдруг ставший за эту ночь на 20 лет старше мой седой отец.
–Как ты сынок?– спросил он меня уже в машине:– сильно болит?
–Да, папа, сильно,– ответил я
–Держись, мой хороший, сейчас в скорую приедем, там посмотрят, может подлечат и все пройдет
В ожоговом центре я провел два месяца, мне каждый день делали перевязки, отмачивая вчерашние повязки раствором фурацилина и снимая по кусочку корку из пленки и гниющей старой горелой кожи. Лицо заживало хорошо, но вот кожа на ключице была прогоревшей до кости и на шее и плече были глубокие саднящие раны. Несколько раз я в таком виде съездил в военкомат и однажды показав на очередной комиссии пожилому военкому послание от легендарного генерала, услышал
–Знаешь, парень, ты и так натерпелся по-ходу, нечего тебе в войсках делать. Держи военник и лечись, мы без тебя тут как- нибудь справимся.
Первое время мы с Гошей все еще промышляли по старой схеме с евреями и комиссионками, но потом интерес к разного рода дифицитам поутих, народ стал ездить в Турцию, Польшу и Москву за товаром и нам стало все труднее добывать себе средства для безбедной и счастливой жизни. Какое-то время мы еще тусили и занимались делами вместе, а потом он ушел с головой в семью и работу, тем более его повысили на заводе и дела у него и так стали идти хорошо. Мне же пришлось устроиться барменом в кафе , которое было расположено в центре Минска около главного рынка. Каждый день к нам на обед приходили торгаши и их крыша. Ели и пили те и те много и с удовольствием. Я в принципе был тоже не в обиде, но видя их машины и золото на бычьих шеях и руках тоже не прочь бы приобщиться к такому роду деятельности, не имея в виду торговлю. Видя мое лицо в шрамах и бритую из-за плохого роста волос голову, а так же прокачав меня в разных кругах по поводу моих прошлых заслуг и подвигов, приходившие в кафе надувные пацаны и их боссы, с уважение относились ко мне , всегда давали хорошие чаевые и помогали в мелких вопросах. Но никогда не звали к себе в бригады , да и я особенно не напрашивался, толком не совсем понимая на чем они поднимаются. Мне было проще закупиться коньяком у проводников, которые гоняли на Украину и Крым, а потом перелив в нашу отштампованную печатью кафе тару продать вдвадорого вечером не бедным посетителям с рынка. Много-мало, но вместе с чаем и мелкими делюгами косарь-полтора в месяц я вынимал, а это по тем временам были приличные деньги, если учесть , что однокомнатную хату в рабочем районе можно было купить штук за шесть-семь. Меня этот момент особо не прельщал,
