style="font-size:15px;"> Любава немного умела читать. Научилась она этому тогда, когда в помещичий дом приходил учитель обучать грамоте хозяйку. Та хоть и была помещицей, но читать не умела. Будучи в возрасте за пятьдесят, решила всё-таки барыня освоить письменность и математику, хотелось самой читать манифесты, указы, газеты, да и книги, а не просить об этом Бориса или Поликарпа, доктора своего.
Учитель приходил два раза в неделю. Они занимались в большой и светлой комнате, где горел камин, там же на полу играла со своими тряпочными куклами и Любава, будучи маленькой. Играла, а сама слушала уроки, часто подбегала посмотреть о какой букве они говорят. Так и прознала обо всех буквах. А, когда учитель уходил, Любава и хозяйка еще часик вспоминали по-новой буквы и складывали их в слова. Так было веселее учиться, вдвоём.
Хозяйка любила её, Любаву. Своих детей у неё не было, был только племянник Борис. А Люба была смышлёная очень, и не понимая, что хозяйка не бабушка ей вовсе, а хозяйка всех вокруг тут обитавших людей, залезала к Варваре Ильиничне на коленки, просила рассказать сказку или спеть песню. Та была рада стараться, пела так, что кто слышал, останавливались послушать её чудесное пение.
Родители Любавы умерли рано. Отца по голове пнул бешеный жеребец, когда тот хотел приручить его, оседлать, а мать не смогла пережить этого горя. Она перестала есть, только и делала, что плакала да страдала. На дочку не смотрела, ни с кем не разговаривала, молчала, как воды в рот набрала, уставившись в одно точку на полу. Могла сидеть так цельный день. Помещица месяц на это смотрела сквозь пальцы, понимая её чувства. Потом пыталась поговорить, уговорить, о дочери напомнить, но без толку. Так она и потухла, как свеча, тихо ушла с открытыми печальными глазами.
Любава не могла понять, почему и куда делись оба её родителя. С тех пор хозяйка жалела девочку ещё больше, никому в обиду не давала, но и от работы её не освобождала. И выросла Любава в любви, хоть и была крепостной крестьянкой.
Борис ещё долго ходил к тётушке, облизываясь на девушку, как кот на сметану, но боялся гнева своей родственницы, поэтому с тётей больше о Любаве не заговаривал. Но женское, тем более взрослое женское сердце, какое было у Варвары Ильиничны, чувствовало, что что-то недоброе замышляет её племянник. Когда он приходил, тётя старалась узнать его мысли, планы, он говорил о том и о сём, но ни слова о девушке. Тревожно было у хозяйки на душе. Не хотелось отдавать ни за что Любаву этому уже закоренелому бабнику, игроку в карты, который и выпивал иногда, а, если выпивал, становившемуся буйному.
– Голубчик мой, я отдаю Любаву скоро, совсем скоро. Я так решила. Приехал недавно в уездный город молодой учитель математики и жену себе ищет, говорят. И добрые люди ему сообщили уже, что у меня тут девка достойная имеется. А чем она ему не жена? Красива, умна, читать умеет, по хозяйству всё знает. Он как увидит её, сразу купит, да и женится, от неё дети красивые родятся. Говорят, он характером кроткий, тихий и добрый, да и молодой. Как раз под стать Любаве,
