каштан.
Засыпанный люд всё смотрел из стекляшек
на чистые хлопья и белую пыль,
как близился вечер средь пухлых кудряшек,
сливаясь с пейзажем, что солнце забыл.
На дом свой гляжу, умиляясь природе,
тому, что без тела сижу в облаках,
тому, что впервые слежу за погодой,
тому, что я – призрак, не знающий страх.
Оранжевой кладки почти что не видно.
Всё гуще чернеет небесный гранит.
В избе моей матери, что инвалидна,
лишь только неяркая свечка горит…
Бытование
Боясь повышения цен и иной передряги,
топча возвышения, ямы, промоины, гладь,
страшась выйти замуж за пьянь или скрягу,
век опасаясь взять в жёны психичку и бл*дь,
пытаясь уйти от призыва, семейного долга,
ведя разговоры с питомцами, чаще с собой,
ища справедливость, богатство и Бога,
стремясь отстраниться от быта и связи с толпой,
стараясь изведать все яства, напитки и страны,
творя созидание, отдых, сраженья и лень,
желая познать все мечты, сексуальные станы,
хотя побывать средь чудесно-больших перемен,
мечтая о девах чужих и соседних мужчинах,
играя планетные роли по общей вине,
борясь с одиночеством, хворями, бедностью чина,
живём в безразлично-порочной стране…
Жительство
Среди прозябающих, глупых и ленных,
мечтающих сразу об всех пирогах,
юродивых, бедных и неоткровенных,
чудных и в наставленных, пышных рогах,
любимых, нелюбящих и нелюбимых,
любовных и любящих, быстрых в любви,
измученных, брошенных и нелюдимых,
изгоев и гоев в душевной крови,
девиц, трёхотверстно пробитых мужьями,
воров, спекулянтов, проныр и убийц,
невольных и вольных бродяжек с ножами,
кривых музыкантов, певичек и чтиц,
никчёмных сограждан в хоромах, хрущёвках,
неверных, тупых, свиновидных мамаш,
подростков в подаренных, модных обновках,
гуляющих, пьющих и бьющих папаш,
шумящего, дымного города-монстра,
преклонных и рослых, кто смог озвереть,
гостей роддомов и квартир, и погостов
стараюсь творить, помогать им умнеть…
Военный наймит
Я выем все земли, как жадный термит,
и буду насильничать, драть, издеваться,
стрелять,
