не включен в розетку.) Красота Лизетт помогала им держаться на плаву – тяжелая работа, это Женевьева знала и потому взяла на себя остальное. Она подделывала подписи Лизетт в банках. Следила за количеством ее таблеток валиума в упаковках. Поджаривала тосты для Лизетт. Укладывала волосы Лизетт валиком перед ее «денежными свиданиями». (Ты продаешься – так и скажи, черт возьми…)
Они переезжали несколько раз с тех пор, как Женевьева себя помнила. Каждый раз разные мужчины манили их, обещая Лизетт ослепительную жизнь. Они всегда давали ей жилье, оплачивали расходы. И раньше это было приключением. В первом классе Женевьева жила в оригинальном коттедже в Лорел-Каньон, арендованном для них известным поп-продюсером, который купил ей попугая по имени Аланис. За год до того один нефтяной воротила поселил их в шале в Санкт-Морице, где повар научил ее просить «Бирхермюесли»[25] на безупречном швейцарском немецком. Но по мере того как Лизетт выходила из возраста «горячей юной штучки», ослепительность блекла. Постепенно, а затем и внезапно, города стали грязнее, квартиры – более обшарпанными, а мужчины – более грубыми.
Этот последний парень не платил за квартиру. Но он дал Лизетт работу хостес в своем коктейль-холле «Ловушка Фокс». И он платил ей двойную зарплату. За что – Женевьева не хотела знать.
Лизетт забралась под одеяло, все еще в платье, как в клипе Бейонсе, и прижалась к дочери. Она поцеловала Женевьеву в щеку густо накрашенными губами и сжала ее руку. С покорным вздохом Женевьева погрузилась в душистые мамины объятия. Лизетт всегда пользовалась духами «Белые бриллианты» от Элизабет Тейлор, и Женевьева считала этот аромат подавляюще гламурным, но в то же время успокаивающим.
Это была ее мама – в двух словах. Белые бриллианты. И черная драма.
– Оцени уровень боли, порождение моих чресл, – приказала Лизетт со своим возмутительным юго-западно-луизианским акцентом.
Женевьева подняла голову с подушки и слегка встряхнула ею. Она делала это каждое утро, чтобы понять, насколько все плохо, и определить, сколько обезболивающих ей нужно принять. К счастью, она не мучилась. Слышался просто медленный, равномерный стук в дверь. Она все еще могла дышать между ударами.
– Жить буду, – сообщила она. – Хорошо, тогда расскажи мне что-нибудь.
– Я сплю!
– Неправда. Ну же, ты знаешь, что я не могу заснуть без сказки.
– Разве мы не можем вернуться к тому времени, когда ты рассказывала сказки?
– Я бы с радостью, но ты отказалась от моих сказок пять лет назад, маленькая засранка, – ворковала она, и ее дыхание пахло бурбоном.
Много лет назад Лизетт приходила домой по утрам и рассказывала Женевьеве истории, прежде чем та вставала, чтобы идти в школу. Их любимые истории были связаны с давними скандалами в родном городе Лизетт в Луизиане, Белль Флер. И хотя Женевьева никогда там не бывала, она знала это место как свои пять пальцев.
Белль
