Сам Ильяс-ага – ласточкой по асфальту.
И что любопытно – с перепугу он перешел вдруг на русский!
– Дуракпысьщ?! – заорал он дурным голосом. – Ей, дуракпысын,?!
Видимо, в самом дальнем углу его чабанского мозга последняя трезвая мысль отказывалась верить, что казахский баран может поднять руку, то есть рога, на казахского же чабана. Так мог поступить только невоспитанный баран. Глупый баран. Баран чужих кровей. Баран, который не чтит устоев. Не уважает традиций…
А Кошкар не обращал внимания. Он упрямо выцеливал и все наскакивал, норовя достать лбом в лоб.
На шум и крики сбежались соседи.
Впрочем, вмешиваться никто не торопился. Все уже прошли подобное испытание на психологическую устойчивость. Поэтому предпочитали давать советы, оставаясь за забором.
– Ляг и замри! – предлагал Каиржан. – Притворись мертвым!
– Беги в сарай! – кричали другие.
– Залезь на лестницу!
– Ползи в сад!
Неизвестно, чем бы все закончилось, не подай я команды с крыши соседского сарая:
– Кошкар, фу!
Кошкар замер как вкопанный, потом нехотя отошел в сторонку и лег. Довольный. Отомщенный. Величавый. Я им гордился.
Чабан, для которого законы мира в одно мгновение претерпели кардинальные изменения, бросился вон.
Вот такое вот приключилось.
Между тем время шло. Я переходил из класса в класс. Кошкар тоже рос. Мужал. Матерел. Весил он уже неприличные для барана шестьдесят с лишним кило. Ходил вразвалочку. Вышагивал как боцман по палубе. Стал ленив, задумчив. Потерял интерес к долгим прогулкам. Даже на футбол перестал ходить. Все больше оставался дома. Валялся в саду и жевал свою бесконечную жвачку. Так он окончательно превратился в «агашку» с тяжелой поступью, с рогами в три винта и со взглядом исподлобья. Играть с ним уже никто не пытался. Шутить – тем более. Себе дороже.
Но мы по-прежнему оставались с ним «своими пацанами». Бывало, я выносил в сад корпешки, и мы любили поваляться на них вдвоем. В тени яблонь и слив.
Я читал книжки. Вслух. Он любил «Мцыри» Лермонтова. Лежал рядом. Слушал. Не перебивал. Так и засыпали.
И вот приехал из армии мой старший брат. Отслужил.
Как и положено, должны были закатить той. Меня почему-то отправили в город. К родне. На пару дней. А когда я приехал, то Кошкара не нашел.
– В стадо отдали, – буркнул отец.
Я удивился. Кошкар никогда не ходил в стаде. Он бы не смог. Он вообще не понимал, как это можно ходить толпой – в стаде? Да и зачем его отдавать? Скоро зима.
А через пару дней я наткнулся на шкуру. Она висела в сарае. Я подошел ближе и потрогал ее.
Эти завитки я бы узнал на ощупь даже с закрытыми глазами…
Так я впервые в жизни столкнулся со смертью…
Помнится, долго еще сидел в сарае. Под сохнущей шкурой. И никто в окружающем меня мире не слышал и
