кучу нужных и ненужных напутствий и с легким сердцем отправился в путь.
* * *
Откинув полог, Эдгар на миг застыл, увидев чужого, но тут же расслабился, едва человек обернулся. Улыбнулся, протянул руку:
– Здравствуй.
– Здравствуй. – Рамон пожал протянутую ладонь, бережно опустил на стол молитвенник.
– Давно ждешь? Ты с дороги? Голоден?
– Не мельтеши, – хмыкнул Рамон. – Как маменька, честное слово.
Эдгар смущенно улыбнулся:
– Извини.
Подвинул гостю стул, сам устроился на сундуке.
– Рассказывай.
Они сказали это одновременно и так же одновременно рассмеялись. Возникшая было неловкость исчезла.
– Так все же ты голоден?
– Нет, – отмахнулся Рамон, – только что от маркиза, напоил-накормил, все честь по чести. Лучше расскажи, каким ветром тебя занесло в учителя?
Молодой ученый честно пересказал разговор с ректором и странным гостем.
– Вот, значит, как, – протянул Рамон. Замолчал, поглаживая пальцем рубин на серебряной пряжке, скалывавшей ворот сюрко. – Не нравится мне все это.
– Почему?
– Хотя бы потому, что учить девушку послали молодого мужчину, а не, к примеру, мать-настоятельницу столичного монастыря, славящуюся познаниями в слове божием. И не какую-нибудь из родственниц Авгульфа, добродетельную даму, вызубрившую катехизис – а больше, как считают церковные иерархи, женщине и ни к чему.
– О чем ты? – изумился Эдгар.
– Высунь наконец нос из своего замка слоновой кости и оглядись. Я не силен в интригах, но первое, что напрашивается, – подкупить кого-то из служанок девушки, чтобы сперва сыграла сводню, а потом застала вас в двусмысленной ситуации… погоди, не маши руками. После этого тебе очень повезет, если сумеешь исчезнуть из страны, потому что папаше девушки этот союз нужен, а сможет ли Авгульф проигнорировать то, что у невесты подмочена репутация, – неизвестно. Добавь к этому то, что не так давно понтифик разразился речью о том, как печально неусердие в вере сильных мира сего, которые, вместо того чтобы нести свет веры в новые земли, довольствуются их завоеванием, не обращая внимания на души новых подданных.
Герцог Авгульф действительно не слишком-то допускал церковь на свои земли, полагая, что нет никакой разницы, кому молится чернь, лишь бы подчинялась. Рамон был с ним согласен: всему свое время, достаточно пока, что герцог объявил вне закона ведьм. Но церковным иерархам нужна была война за веру.
Эдгар казался уязвленным:
– Хочешь сказать, я не способен устоять перед искушением? Не суди по себе.
– Я хочу сказать, – подался вперед Рамон, – что сильные мира сего играют людьми без зазрения совести. Вокруг этих земель сошлось слишком много интересов – и вдруг учить будущую жену герцога отправляют человека, кроме
