зонах – от 4 до 6 месяцев. «В Западной Европе, для сравнения, этот период длится 8–9 месяцев. Иными словами, у западноевропейского крестьянина на 50–100 % больше времени на полевые работы»[207]. М. Вебер в начале XX в. также отмечал: «На севере московской области, где все сельскохозяйственные работы должны быть сделаны в течение трех месяцев, один полностью занятый работник обеспечивает 4 десятины, а на юге Черноземья (при «обычной» технике) – уже 9 десятин»[208]. В Англии, Германии и США, например, на уборку урожая уходит два месяца, тогда как в России – 10–15 дней.
Эту особенность русского крестьянского быта, отметил и командующий войсками интервентов на Севере России английский генерал Э. Айронсайд, который вспоминал о начале лета на юге Архангельской области: «Жизнь в лесу пробудилась и шла бешеным темпом. Можно было физически ощутить, увидеть буйный рост растительности. Если зимой крестьяне словно впадали в спячку, то сейчас, похоже, они вообще не ложились… Крестьяне спешили подготовиться к следующей зиме, вывозя на поля навоз, сея хлеб, выкашивая луга и собирая урожай. Работали без остановки»[209]. Смоленский помещик А. Энгельгардт по этому поводу замечал, что: «городской житель может подумать, что в страдное время в деревне все сошли с ума»[210].
Краткая продолжительность земледельческого периода предопределяла более низкую производительность крестьянского труда. Но главное, что и само применение крестьянского труда в России было ограничено. Именно на эту данность обращал внимание С. Витте: «Труд русского народа крайне слабый и непроизводительный. Этому во многом содействуют климатические условия. Десятки миллионов населения по этой причине в течение нескольких месяцев в году бездействуют»[211]. На эту же данность указывал и известный экономист славянофил С. Шарапов: «наш стомиллионный народ полгода сидит без дела»[212].
Видный экономист В. Воронцов, посвятивший этому вопросу отдельное исследование, в 1882 г. приходил к выводу, что: «Растрата производительных сил общества тем больше, чем больше нация сохраняет земледельческий характер»[213]. В подтверждение своих слов В. Воронцов приводил сравнительный расчет растраты производительных сил общества для ведущих стран мира, его итог сведен в представленную таблицу:
Растрата производительных сил по В. Воронцову, в % от общего рабочего времени[214]
198 Милов Л. В.…, с. 212.
Таким образом, огромные трудовые ресурсы России в конце XIX в. использовались менее, чем наполовину, в то время, как в развитых странах мира почти на 90 %. Эта ситуация сохранилась и в начале XX в., отмечал С. Витте: «Несмотря на огромные успехи, сделанные за последние 20 лет… естественные богатства страны мало разработаны, и массы народа остаются в вынужденном безделье»[215]. Но и это было еще только началом…
Природные условия влияли на производительность
Вебер М…, с. 579–580.
Сост. на основании данных: Воронцов В. П. Судьбы капитализма в России. – СПб. 1882. (Экономика русской цивилизации…, с. 199–200)
Сост. на основании данных: Воронцов В. П. Судьбы капитализма в России. – СПб. 1882. (Экономика русской цивилизации…, с. 199–200)
