он исчез, и шептали,что клей наконец-то помог:
ботинки он клеил едва ли
и части дырявых сапог,
но ласты им склеить возможно, —
таков был тогда приговор,
и этим решеньем несложным
довольна толпа до сих пор.
II. Поэт
Он ездил с утра на работу,
очки на носу поправлял,
себя называл полиглотом
и втайне поэму писал
на старофранцузском. Коллеги
считали, что он «не в себе»:
какой-то несчастный калека
с родимым пятном на судьбе.
И что же? Скорей всего, здраво
они рассуждали порой:
поэзия – просто отрава
и привкус у виршей дурной.
III. Дачница
Она отвозила на дачу
растенья диковинных стран,
и к этим растеньям в придачу —
огромные груды семян.
Носила им тёплую воду,
чтоб был на участке уют.
Увы, через месяц (не годы!)
наследники сад продадут.
Петергоф
«Люблю я шёпот «мраморных» обложек…»
Люблю я шёпот «мраморных» обложек,
стихов старинных плавное теченье,
и день в тиши, который был мной прожит
так, словно я —
Адам в минуту сотворенья
на кромке бытия.
Я вновь рождён; я снова появился
совсем другим из книжных коридоров,
и вот уж мир свой исправляет норов
бездушного царя,
признавшись в том, что изменился
не только я.
Санкт-Петербург
Пейзаж в Александрии
Привет, свободная стихия!
Сегодня слышу голос твой
и неуклюжие стихи я
пишу уверенной рукой.
Десятки волн сплелись в анапест,
и растянулись паруса
ритмичной строчкою, покамест
не разбросала их гроза.
Петергоф
Вместо некролога
Муромскому учёному Ю. М. Смирнову
Вчера я узнал, что от хвори
ты умер недавно, и вот
на днях уж тебя похоронят —
для смертных обычный исход.
Изменится что-то на свете?
Едва ли. Рассвет и закат
пребудут на этой планете,
как сотни столетий назад.
Но станет беднее наука,
а с нею, возможно, – страна.
Чуть проще окажутся внуки
и гуще вокруг темнота…
Санкт-Петербург
Наблюдения из окна турецкой кофейни
Тишина в переулках Стамбула
растеклась полноводной рекой:
здесь притихла, а там повернула
и мечеть унесла за собой.
Всюду – теней воздушные танцы
и надгробья суровых владык,
снова прячет турист в своём ранце
Ататюрка16 тяжёлый
Мустафа Кемаль Ататюрк (1881—1938)
