твердо уверена, что самое моё любимое блюдо – колбаса. И непременно из конины. Честно-честно. У меня болели ноги, спина, задница и язык, который я прикусила, силясь оторвать свою… прости Единый… лошадь от попавшейся на её пути морковной грядки.
Потому занюханный постоялый двор, выживающий, судя по всему, за счёт полного отсутствия конкуренции, корыто с горячей водой, над которым пыталась пофыркать рыженькая ведьма, и хоть какая постель, показалась мне самым прекрасным, что произошло со мной за тот треклятый день.
И совсем неважно, что утром я чесалась, потому как на мне постоловались все вши и клопы Объединённых Королевств. Это же такая мелочь по сравнению с ужасом, что ждал меня на конюшне.
Можете себе представить всю степень облегчения и радости, которые я испытала, передав эту милую животиночку в руки конюха постоялого двора «Три сосны», после того как куратор осчастливил нас заявлением, что дальше только пешком. Ибо по болоту верхом совсем никак.
Ну если честно, то счастлива была я одна. Но то такое…
Впрочем, дальше всё так нормальненько пошло.
Наша разномастная компания уверенно продвигалась по болотам. Ведьмы по пути обеспечивали себя запасами и сырьём, боевики бдели на случай нападения неведомых тварей, которых, по словам Дорка, водилось здесь в избытке. Хотя тут, конечно, уверенным на все сто быть нельзя. Потому как магистр некромант жуть как любил наводить на нас страх и ужас. Оттого ведьмы стали малость дёрганными. Боевики напряжёнными. А мы с Алеком и похуже видели и слышали. От куратора так точно.
Странно было другое – почему нас, разнофакультетных, скинули на Дорка? На этот вопрос он честно ответил, что это эксперимент. А рыженькая ведьма после этих слов затараторила молитву Единому, затравленно озираясь по сторонам.
Болото ночью оказалось ничем не лучше, чем болото днём. Стало не так жарко и почти не душно. Зато все эти звуки, искажённые эхом и усугублённые ночным мраком, заставляли подниматься волосы на макушке.
Ну а так, в общем, ничего. Парни жевали сухари и запивали водой из фляг, ведьмы изображали оскорблённую невинность, но сваренную собственноручно кашу всё равно не ели. Дорк – дремал, облокотившись о единственное на маленькой, но сухой полянке дерево. А я ковырялась в краснеющих углях веткой, сидя на поваленном дереве и жалея несчастную, но частично отомщённую себя.
– Кэт, ты чего такая задумчивая? – присел на корточки по другую сторону затухающего кострища Эвер.
– Открываю в себе новые особенности характера, – проворчала я, стуча вспыхнувшей веткой по углям. – Например, вот сейчас я поняла, что жуть какая выносливая и почти не обидчивая. А ещё бессовестная.
Эвер улыбнулся и переместился ко мне, плюхнувшись рядом на колоду.
– Обиделась? – спросил он, обняв меня за шею и притянув к себе.
– Да нет, что ты? – поморщилась я, растянувшись на колоде и умостив голову ему на колени. –
