там не так уж и страшно.
Но от этих слов Грете заплакала ещё горше, ещё безутешнее: – Доченька моя единственная!
Никого, кроме тебя, у меня нет! Не пущу тебя больше никуда! Никуда от себя не отпущу!
Девочка, родная моя!
Хильда властно прикрикнула на неё: – Ну-ка, прекрати истерику, возьми себя в руки! Что ты причитаешь по живой словно по мёртвой? Что ты ребёнка пугаешь?
Но Грете никак не могла справиться с охватившим её запоздалым страхом.
Тогда Элис обняла бедную женщину за плечи, зашептала что-то певучим голосом, словно малое дитя убаюкивала, и та потихоньку-потихоньку успокоилась.
А ребята под эту колыбельную уснули тут же за столом, пришлось Юстасу брать их на руки и разносить по постелям.
Назавтра приятели проспали чуть не до вечерних сумерек, никто и не подумал их будить.
Напротив, взрослые говорили шёпотом и ходили на цыпочках, чтобы ненароком не потревожить детей.
Первое, о чём вспомнил Гийом, едва продрал глаза – вчера он так и не сумел хоть словечком перемолвиться с Элис.
Но когда он кинулся искать тётку, оказалось, та ещё засветло, никому и ничего толком не объяснив, умчалась по делам – то ли в соседней деревне кто-то захворал, и срочно потребовалась помощь лекарки, то ли её присутствия ждали иные, тайные нужды.
Когда же она вернулась, давно наступил вечер, в гостиную набилась такая куча народу, что яблоку негде было упасть. Какой уж там разговор!
Зато со всеми остальными наговорились аж до мозолей на языке. Спросы да расспросы посыпались на головы ребят, как горох из мешка. Сельчане то вопили, перебивая друг друга, то замолкали и сидели не дыша, боясь пропустить хоть слово.
Что скажешь, приятно чувствовать себя героем дня, ловить восторженные, завистливые и недоверчивые взгляды всей деревни. Но в сотый раз повторять одно и то же, вспоминать мельчайшие подробности, пытаться объяснить, почему всё получилось так, а не иначе, когда самому ничего не понятно! ..
Соседи слушали, затаив дыхание. Со страхом притрагивались к вытрясенным из шевелюр и одежды и выложенным на блюдо в центре стола ржавым еловым иглам, чёрным пластинкам коры. Придирчиво и почтительно, словно добытые в бою шрамы, разглядывали ссадины и cиняки. С удивлением и восторгом брали в руки грибы. Почему-то именно эти грибы казались самым верным доказательством, что всё сказанное – правда – от первого и до последнего слова правда.
Наконец, видя, что у ребят глаза смыкаются от усталости, Хильда хлопнула ладонью о стол: – Всё! Хватит разговоров. Расходитесь-ка, гости дорогие, по домам. Нечего здесь до утра топтаться. Вставайте-вставайте, отлипайте от лавок, а то, боюсь, придётся наших героев под cтолом укладывать, до кроватей они не доползут.
Поднявшись к себе, Элис наскоро постелила Гийому постель: – Ну, герой, иди-ка ты баиньки. Давай, лезь под одеяло, ты уже едва на ногах стоишь.
– Подожди, Элис, да подожди же, не
