верность и преданность. Этому процессу способствовало то, что войны стали все менее зависеть от конкретных людей, а все больше – от масс, их организации, вооружения, настроя. Верхушке уже не требовалось самим быть войнами, достаточно было обладать властью над войнами, а потому в дальнейшем воинское сословие, вырастая параллельно росту коллектива, превратилось в аристократию, но уже не только не воинскую, а в болезненно вырожденую, хотя по прежнему могущественную. Честь превратилась в тщеславие, богатство – в роскошь, мужество – в изнеженность. Но были опять таки и плюсы, хоть по большей части показные – великодушие, честность, жалость к слабым, обиженным и побежденным, что можно обьяснить желанием выделиться, отделить свое сословие от всех прочих, продемонстрировать превосходство. Также появилось понятие о правом и неправом, о формальной справедливости, что обьясняется, с одной стороны, значительной ролью образования – т.е. идей, а с другой, ростом размеров верхушки и усложнением ее структуры. Отношения внутри верхушки стали напоминать договор. Нормы поведения, поединков, обменов, распределения привилегий и тому подобного усложнились и выросли в количестве, они стали оформляться в виде письменных законов, поскольку договорным нормам требовалась ясность. Упоение властью приводило к тому, что верхушка выступала не только судьей, но и источником законов, которые посредством насилия внедрялись в массы. Однако, оные законы, в силу их сомнительного происхождения, не отличались справедливостью. Соответственно, временем жизни они также не отличались. В дальнейшем, высшие роды, перемешиваясь, выделили знать как единое сословие, принадлежность к которому стала важнее, чем род и этничность. Знать стала интернациональной и откровенно паразитической, что заметно и сейчас.
Характерно отношение к нижестоящим, особенно самым низшим, которых никак не хотелось принимать за людей, наделенных хоть каким-то достоинством. Они служили ресурсом. Культ насилия достиг своего естественного аморального предела и выродился в культ эгоизма. Если культ насилия был следствием постоянной войны, то эгоизм стал следствием праздности. Паразитизм, издевательство над подданными, принципиальное нежелание трудиться и приносить хоть какую-то пользу, жизнь ради безудержных развлечений – характерная черта знати, ее моральное кредо. А также, что обьяснимо, "голубая мечта" нижестоящих, неисполнимый в земной жизни (но возможный в загробной) предел их желаний – болезненная жажда богатства и точно такое же нежелание трудиться, отвращение к работе, к необходимости приносить пользу. Эта психология эгоизма – вероятно своеобразный предел развития животного начала в человеке. Абсолютный альтруизм, разрушившийся появлением норм и чувством справедливости, превратился в свою противоположность. Моральный маятник достиг другого края.
Показательно, что генезис и паразитизм знати удивительно органично сочетаются в ее любимом развлечении – охоте. Вот где проступает и праздность, и богатство, и кровожадность, и
