не так уж загадочны – осознание своего положения и привилегий, отчего нормальные люди кажутся им завистливыми неудачниками, которых не стоит принимать всерьез. Банальное материальное преимущество оказывается способно раздуть эго его обладателя до вселенских размеров.
В-4-х, люди, утомленные нуждой и недостатком самого необходимого, тоже не блещут моральными качествами. Человек, бедный по нынешним временам, казался бы богачом тысячелетие назад. И соответственно, его мораль явно ухудшилась, поскольку сейчас он ощущает себя неудачником, обделенным и, вполне вероятно, просто по-человечески завидует более успешным. Отчего его рука тянется к булыжнику.
В итоге, определяющим является относительный уровень благосостояния. До тех пор, пока этика озабочена балансом интересов, иначе и быть не может. Но значит ли это, что единственный приемлемый для этики уровень собственности – равный для всех? Едва ли. Равная собственность находится в опасной близости от отсутствия собственности – я надеюсь, вы не забыли друзья о законе бесконечного роста потребностей? Но и одной способности соображать для свободы мало. Независимость мысли должна дополняться независимостью тела, а это не получается без собственности. В условиях иерархии собственность – материальное воплощение насилия. Этика озабочена отсутствием насилия, но избавление от него происходит не путем отказа от собственности, а путем отказа от насилия во имя собственности. Собственность, насильственно накопленная на вершине иерархии, должна спускаться вниз, как и честь. Так что график, на самом деле, иной – с ростом благосостояния растут претензии на свободу и справедливость. Растет ли этика – наука пока не выяснила.
– Социальный договор
Так или иначе, мы приближаемся к торжественному моменту социального договора – полному и всеобщему окончанию войны "всех против всех". Главной его предпосылкой стал этический прогресс до точки восприятия другого как такого же человека. Все морально равны и готовы к справедливости и миру. Каждый индивид приобрел ценность, моральную автономию и вытекающий набор прав. И тем не менее первые идеи социального договора почему-то лишали человека его с такой кровью добытых прав. Мыслители, почти поголовно, предлагали ему от них отказаться и добровольно подчиниться власти или коллективу. Как-то у них у всех получалось, что человек вовсе не субьект договора, а его обьект, ведь именно о собственной свободе ему приходилось "договариваться" и, разумеется, удачно – свободы у него, по их замыслам, не оставалось, ибо оный договор непременно приводил к появлению, а значит и к оправданию, власти/правительства. Короче, не мирный договор, а позорная капитуляция. Конечно наши замыслы иные, друзья мои. Нет никаких сомнений, что индивид – единственный субьект социального договора. Никакой паллиатив, в виде договора между "народом и властью", или между "гражданами и государством", или между "налогоплательщиками и правительством", у нас не пройдет.
