Был неурожайный год, и если бы переселенцы так поступили, самим бы нечего было есть. Близлежащие деревни согласились, а они нет. В селе жили одни эстонцы: в период столыпинской реформы несколько семей пригласили из Лифляндии в Сибирь для выращивания и селекции растений. Поначалу, пока не выучили русские слова, держались особняком. Власти разрешили им создать населенный пункт со своей школой на двух языках – русском и эстонском. Богатейшие урожаи были в Кабрицком! Переселенцы всегда работали, трудились над новыми сортами пшеницы, овса, яблок и абрикосов, чтобы растения переносили суровый сибирский климат; учили местных разводить рыбу в прудах. Водку не пили. И оказались самыми виноватыми. Мужчин Кабрицкого закрыли в темном бараке маленького городка Канска, а после допросов увезли в Красноярск по разным тюрьмам – «распылили», такое вот определение услышал тогда Юган. Из односельчан рядом с ним оказался 21-летний Эвальд. В Кабрицком были соседями и по счастливой случайности на всех пересылках оставались вместе. Поддерживали друг друга, помогали чем могли. Ничего не знал о брате жены Иды, Николае. Его тоже забрали в ту же ночь. В Красноярске всех подолгу допрашивали, кого-то били. Югану с товарищем везло: на них или пересменка у конвоиров начиналась-заканчивалась, или обед был, а как-то и вовсе комиссия приехала. Благодаря удачным стечениям обстоятельств руки-ноги-голова у него и Эвальда остались целыми. Лишь больно исхудали. Кормили безвкусной жижей, сваренной из заплесневевшего хлеба. Ложки отсутствовали, ели руками. Не мылись – воду давали только для питья, в ограниченных количествах; белья и запасных вещей не было. Спали на соломенных топчанах, а некоторые и просто на земляном полу. В Сибири первые холода и резкие перепады температур начинались уже летом. Многие были простужены. Однажды во время прогулки Юган увидел Иду. Любимую ненаглядную жену Иду. Она плотно прижималась к железным прутьям, по щекам катились безмолвные слезы. Была в нарядном, с широким тонким кружевом, белом платке. Смотрела на него, не отрываясь и приложив палец к губам. Через несколько минут ее грубо согнали с места, винтовкой отталкивая от ограждения. Ида долго не подчинялась, пока в ее сторону не вскинули оружие. Пришлось уйти. Сразу сгорбилась, низко опустив голову и еле передвигая ноги. Какими правдами или неправдами узнала, где он, неизвестно, главное, свиделись. Юган смотрел вслед своей нежной, доброй, хрупкой Иде в последний раз…
Двадцать второго августа, с первыми заморозками, их отправили по железной дороге в пустых угольных вагонах до Владивостока. Высадили на станции Вторая Речка, дальше вели пешком до самого пересыльного лагеря, рядом с Моргородком. Продержали около двух месяцев. Жили в деревянных, наспех сколоченных бараках. Каждый день кто-нибудь умирал. Люди сильно кашляли. В меню, кроме хлебной каши, появились полугнилые помидоры и арбузы. Юган с Эвальдом держались неразлучно. Несмотря на тридцать восемь и почти полгода в тяжелых условиях, Юган был крепким и выносливым. Высокого роста, худощавый, с выразительными чертами лица, на носу еле заметная