оставляла слова о себе кому-то… Вот только с Дарьяром всегда было по-другому. Я и поэтому тоже неслась к нему на всех парусах при любой возможности – мое доверие ему напоминало мою грядку в лесу, где я выращивала всякое. Никто ее не видел никогда, а меня маленький огород радовал. И доверие Дару было таким же – оно прорастало в нем чем-то, на что хотелось смотреть и радоваться, что оно у меня есть. Тревоги, сомнения переставали пугать. Я делилась с ним, он слушал… и что-то делал со всем этим такое, что оно больше не ранило и не тревожило.
Разве могла я доверить что-то Шебе?
А может, не было ничего такого в моем кипрее на грядке? И Дарьяр не делал ничего особенного? А я все ношусь с этими семечками, будто каждое не иначе аленький цветочек в зачатии…
– Я обещала себя медведю. На мне его брачные метки. И Яворский взбесился.
Шеба раскрыла свои огромные голубые глаза и прикрыла рот ладонью. Вот зачем я сказала?
– Вот черт, – выдохнула она в стенку шкафа и, кажется, даже лбом по нему стукнула, судя по звуку. Но мне облегчения это не принесло, как и прежде. Даже хуже стало.
– Забей, – вылезла я с полки с бельем и направилась к кровати. – Разберусь.
– Ром, но почему медведь?
– Он меня спас, – хмурилась я. Нужны были еще джинсы с футболкой, но у шкафа все еще тряслась саламандра. – Так вышло.
– С тобой ночью что-то плохое случилось, да? – проследила она мое возвращение к полке.
– Много всего. Я чуть не умерла. Потом еще раз…
– Эта работа не для тебя! – решительно стукнула она ладонью.
– Хватит избивать мой шкаф! – взвилась я.
– А теперь-то что? – задала она главный вопрос, не отставая. – Черт! Мне кажется, только Саныч нормальный! Остальные оборотни с придурью! Ты прости, но даже Яворский…
– Мне-то что? – раздраженно перебила ее.
– Слушай, я видела, что ты к нему не пылаешь, – уселась она на кровать. – И бесит, что ему на это плевать! Вот хочу и все.
– Я давала повод, – выдавила я.
Разговор начинал утомлять. Даже Воркуша уже занервничала – давно не было такого скопления двуногих на ее территории. Крыса скакала по кровати с одной подушки на другую, тревожно попискивая.
– Вот только нассы! – буркнула я на нее.
– Да не ссу я, – сосредоточенно отозвалась Шеба. – И тебе не советую. Дикарь этот Яворский! Так орать рано утром на весь приют! А ты ведь жизнь спасала…
– Шеб, хватит! Я не могу так больше! – повысила я голос. – Мне на работу. У меня голова болит…
Саламандра закрыла рот и захлопала глазами, но парализовало ее не надолго:
– А что медведь?
– Не знаю! – зарычала я. – Я сбежала от него! Наставила на него пушку, украла его джип и смылась…
С каждым моим словом Шеба раскрывала глаза все сильней и в конце вообще перестала дышать.
– Ром, ну это же ужас… –
