на фоне хруста гравия под колесами его машины в трубке, прежде чем Дар напомнил мне о страхах: – Если твой жених тебя тронет, Рома, я его убью.
– Ты оставил ему достаточно предостережений. – Я остекленела взглядом.
– Он оборотень?
– Питаю к ним слабость, – усмехнулась я.
– Ты его не любишь.
– Нет.
– Знаешь, зря ты не согласилась стать моей пять лет назад. Я все боялся тебя сломать. Но кажется, что опоздал, и ломать уже нечего.
– Доломать всегда сможешь.
– Это точно.
– Мне надо идти, Дар.
– Иди, Рома.
Когда я отняла трубку от уха, не стало сил. Пришло понимание – я не убегу от него. Дар отпустил только потому, что знает – я никуда не денусь. Потому что обещать себя – это серьезней, чем сказать «да» на его прошлое предложение остаться. Он спас меня, и я не предам. Только от этого не легче. Черт, мог бы и просто так спасти! А потом снова спросить. А я бы снова сбежала.
– Ром?
Я обернулась. Саныч сидел на кушетке почти нормальный, только шерсть еще топорщилась клочками на плечах.
– Дурак ты, Саныч! Дурак! – И я бросилась ему на шею.
– Угу, – не сопротивлялся он. – Надо Шебу найти…
– Да найдем мы Шебу, – прорычала я, отстраняясь, чтобы он видел мой серьезный настрой. – Ты понимаешь, что не надо так больше?! Что не стоит оно того?! Отвечай!
– Понимаю, – устало кивнул он. – Ром, воды можно?
– Только попробуй еще раз на себе эксперимент поставить! Убью! – поднялась я и направилась к крану. – Нормально себя чувствуешь?
– Как с перепоя.
– Я позову Пашу, – вернулась я со стаканом.
Саныч выдул его двумя глотками и завалился на бок:
– Ром, я не думал, что такое возможно. Институт обычно нормальные препараты присылал.
– Ты что, не первый раз?! – дошло до меня.
Он только прикрыл глаза, кивая:
– Это было… Я думал, конец мне.
– Лежи, – приказала я и направилась за Пашей. Что-то долго она звонила в Институт…
В офисе я появился под вечер, но работа у нас в это время только начиналась. Оборотни привыкли вести активную жизнь ночами. Многие держали ночные клубы, круглосуточные сервисы и даже медицинские центры. Я же занимался звуком…
У нас с братом была компания по звуковому оборудованию разного профиля. Мы с детства тащились от разного рода музыки, собирали проигрыватели, «кассетники», «бумбоксы»… Демид был настоящим маньяком настоящего чистого звучания, не признавал цифру. Он искал старые пластинки, редкие издания, диски…
Его коллекция сейчас стоит миллионы.
А мне просто важно было быть с ним рядом. Нравилось то, что он делал, хотелось быть причастным. Я любил вырываться из нашего сложного мира в не менее замороченный мир людей, в большой мегаполис, чувствовать его сметающую энергию и противостоять ей, укрощать и двигаться в одном направлении. Тогда казалось,
