пропал из вида, присев, а когда выпрямился, жестом позвал офицера. Уже через минуту тот пытался привести в чувство лежащую на траве девушку. Несмотря на видимое отсутствие ран и повреждений, она казалась мёртвой. Лицо сероватое, как у покойников, и только едва различимое дыхание позволяло определить, что в этом теле ещё теплится жизнь. Тем временем двое солдат вернулись к бронетранспортёру, достали оттуда две лопаты и принялись копать яму на поляне, неподалеку от лежащей девушки. Офицер же подложил ей под голову куртку и принялся собирать разбросанные по салону «фиата» личные документы в выпотрошенную грабителями женскую сумочку, которую нашёл там же.
***
Она наконец пришла в себя. Руки и ноги не слушались, словно налитые свинцом, голова кружилась, периодически её мутило и к горлу подступала тошнота. Слова окружающих просачивались в сознание словно через толстый, плотный слой ваты – на самом деле не ваты, а сковывающего, выворачивающего нутро страха, и этот густой страх покрывал всё вокруг.
Спустя пару недель, когда антидепрессанты и забота врачей сделали своё дело, Милица начала постепенно возвращаться в нормальное состояние. Как быть дальше, она не знала. У неё не осталось родственников ни со стороны отца, ни со стороны матери – все сгинули в адском пламени за годы междоусобных разборок в Косово. Кое-кто из дальней родни жил в Америке или в Австралии, она точно не помнила, а спросить было уже не у кого. То есть по факту родственники имелись, но связь с ними была потеряна уже давным-давно. Подходило время покинуть стены клиники, ставшей уже почти родным домом, и у неё в голове зрело единственное возможное решение – остаться здесь. Неважно кем, пусть простой санитаркой: мыть полы, делать какую-нибудь чёрную работу – только бы не оказаться снова во враждебном мире, таившем, по её мнению, страшную опасность.
В один из дней перед самой выпиской она стояла у приоткрытого окна, любуясь больничным парком, яркими осенними красками начинающей желтеть листвы, когда услышала скрип входной двери, почувствовала лёгкий приток воздуха и услышала молодой весёлый голос:
– Привет, можно войти?
Она обернулась: из-за двери выглядывала мужская голова. Красивое гладко выбритое лицо, улыбка с рекламного плаката стоматологической клиники, коротко стриженные тёмные волосы с ровным пробором.
– Можно, – неуверенно протянула девушка, непроизвольным движением поправляя причёску.
Дверь распахнулась, и в палату вступил высокий стройный парень в джинсах, лёгкой куртке, с букетом крупных ромашек в левой руке и большим белым пакетом в правой.
– Привет, я Милош, – радостно сообщил он, направляясь прямо к Милице.
По пути оставил у кровати пакет и, подойдя почти вплотную, протянул ей цветы. Мила машинально приняла их, поднесла к лицу и ощутила лёгкий, терпкий аромат зелени.
– Милица.
– Я знаю. Ты, похоже, не помнишь меня? – предположил он. – Это
