а вы можете мне сказать сначала, в чём суть работы? А то так вот рассказывать о себе как-то не очень. Может, и смысла даже нет.
Собеседник очень внимательно на меня посмотрел, а потом выдавил из себя с некоторым недовольством:
– Моя фирма только создана. Мы будем заниматься установкой кондиционеров. Сейчас я ищу инженера, того, кто будет организовывать техническую часть этого дела. Того, кто обучится сам и научит это делать других людей. Дело должно быть перспективным, потребность в городе большая, а предложения пока нет. Мы должны быть к маю в полной готовности. Что скажете?
– Скажу прямо, что я ничего об этом не знаю.
– Это и так понятно. Никто не знает. Главный инженер поедет на три недели учиться в Вильнюс, там одна германская фирма проводит обучение по специальной программе и на специальных курсах. Вот и подбираю такого человека, который в состоянии будет обучиться всё правильно и по технологии делать, а потом организует работу здесь, всех обучит. Расскажите о себе. Если хотите, мы можем перейти на русский. Вы инженер?
Я решил перейти на русский, для точности.
– Да, у меня гражданский диплом инженера. Но я бывший военный.
Кратко изложил Эдгарасу все свои этапы образования и службы.
Простились нормально. Я оставил секретарю номер домашнего телефона. Эдгарас сказал, что мне обязательно позвонят.
Нет. Ничего не выйдет, ему нужен самый обычный гражданский инженер, скорее всего, с опытом работы на производстве. А так хорошая, видимо, работа. Но не для меня. Куда податься? Чёрт! Поеду домой, пообедаю. Потом «адмиральский час», потом поеду в ресторан, буду ужинать с Вильте. Придётся у отца деньги занять. Стыдоба.
Вильте вела себя сначала очень сдержанно, но к концу ужина выглядела весёлой и раскованной. Год назад она закончила институт, а сейчас работала программистом в местном отделении одного вильнюсского НИИ. Как и я, жила с родителями. Поэтому все мысли о «после ресторана» я оставил в стороне.
Два года назад я поссорился со своей возлюбленной, учительницей, с которой познакомился на последнем курсе училища, она была младше меня на три года и не захотела разделить судьбу офицера, не хотела уезжать из Ленинграда. Дальше в этом направлении тоже ничего путного не получалось. А теперь я вообще не представлял, как жить дальше, и тем более не имел никаких идей о создании семьи.
Когда прибыл служить в Афганистан, думал, что в первом же отпуске найду себе жену. Такую, чтобы на всю жизнь. Не встретил такую. А потом… Потом, уже после Афганистана, насмотрелся на то, как семьи женатых офицеров мучаются, тогда уже передумал жениться. Да и сама служба после расформирования бригады была пыткой, без всякой мотивации, почти без личного состава, с мрачным и ужасным бытом, беспробудным пьянством, от которого мне удалось удержаться каким-то чудом. С дисциплиной такой, что это можно было уже называть анархией. Вспомнилось, как на меня с ножом кинулся хлеборез-туркмен за то, что я ему, расстёгнутому почти по пояс, с огромной гривой, ушитому до безумия, сказал привести себя в порядок. Как он стоял и раскручивал
