кукла, рухнула на перрон, а правая рука безвольно повисла над шпалами.
Вове сочувствовали все в театре, оформили отпуск, чтобы решить все ритуальные вопросы, выписали лишних денег из каких-то собственных источников. Но этим ничего уже было не исправить.
С тех пор Вовка пил – самозабвенно, горько, с трудом собирая себя в кучу по утрам. Снимая похмелье, он растворял в стакане шипучие таблетки, обливал щеки эксклюзивным «Бентли» и что-то постоянно жевал с ароматами фруктов. Пил в одиночку, провоцируя в себе зависимость, которую очень долго скрывал среди коллег.
Никто в театре не знал, как сложилась судьба Папы-Ша.
Однажды Володя увидел его в супермаркете. Разглядел издалека. Бузилов (а такие вещи голова у него варила отменно) тут же набросал в свою тележку пять бутылок элитного коньяка, головку сыра премиум-класса, конфет ценою месячного заработка какого-нибудь среднего московского бизнесмена. И пошел невзначай в сторону Шаловского.
– Ой, здравствуйте, как я вас давно не видел!
– Володя, ты? Смотрю, похорошел. Нормально дела? Как там в театре?
– Потихоньку. Трудимся.
– А, ну да…
Экс-директор держал в руках дешевый батон и полиэтиленовый пакет кефира. Он косился на тележку стюарда, которого когда-то безуспешно уничтожал. Морда у Папы-Ша с каждой секундой все больше багровела от зависти и стыда. Он зримо искал повод побыстрее попрощаться.
– Володя, я тут спешу очень. Извини. Рад бы был встретиться, но «цигель».
– Конечно-конечно!
– Как-нибудь посидим где-нибудь в ресторанчике, пообщаемся, бог даст. Мяска поклюем с мангала. У меня сейчас стрелка в администрации, надо лететь.
«Стрелка у тебя? – подумал Бузилов. – Ага. В Гольяново или Бирюлево. Ишь, администрацию придумал. Деловой».
Как только Шаловский расплатился мелочью за свой товар и покинул маркет, Володя выждал минут десять, шатаясь по рядам бакалеи. Затем он бросил тележку у хлебных полок и, насвистывая совсем не оперный хит «Я буду вместо нее», вышел из магазина, держа руки в карманах.
После бесславного ухода Папы-Ша из театра на его месте появилась дородная телесно, но не «заплывшая» мозгами Панальдина Бацхер. Это была тертая мегера, прошедшая хорошую школу жизни. Казалось, что она видит каждого человечка насквозь, до самого его коричневого пятнышка на трусах.
Панальдина Сардаховна была выходцем из горных аулов, где веками настаивают лучшие вина и тысячелетиями хранят тайны, по которым живет вся остальная земля. Поработав в департаменте культуры столицы, темпераментная женщина подженилась на совершенно безвольном Бацхере, у которого было много связей среди людей искусства.
Ей ничего не было нужно от своей второй половины, кроме ребенка. А еще он забавно немел и вжимал голову в плечи, когда Панальдина
